Русский хан - Владимир Лошаченко Страница 27

– Светлый хан, полная победа, ни один не ушел, – и вытряхнул из мешка голову Шейбани-хана.

– Карчи, сделай съемку трофея.

– Какие потери, Савелий?

– У нас небольшие – человек триста, позже подсчитаю точно.

Только теперь я обратил внимание на его вид: сапоги заляпаны красным, синий кафтан в разводах крови.

– Ты, никак, ранен?

– Нет, хан, не моя то кровь.

– Хорошо, Савелий, ступай, займись делами. Распорядись насчет наших раненых и трофеев.

– Прости, Светлый хан, чуть не забыл, – Савелий свистнул гвардейцам. Те притащили на вышку сундучок. – Нашли в шатре Шейбани-хана, никак его казна.

– Ну, Савелий, молодец! Благодарю за службу, награжу всех непременно.

– Служу России! – гаркнул Хват и щелкнул каблуками.

Кстати, каблуки я тоже ввел в обиход. Элементарная вещь, а отсутствовала, что наносило вред человеческому организму, с медицинской точки зрения. Небольшой каблук необходим для правильной осанки человека – короче, для позвоночника.

В Казани я для смеха предложил Марьяше заказать у сапожника обувь с небольшими каблучками. Через месяц вся женская половина города щеголяла обувью на небольших каблуках. Женщины с ходу оценили мое нововведение. Человек так устроен, к хорошему и новому привыкает быстро. Совсем недавно наши воины шарахались от каждого выстрела, а сейчас их не узнать, стреляют – любо-дорого.

Карчи закончил съемку, и по сигналу видео камеры-шмели вернулись. На поле брани шла малоприятная работа, трещали выстрелы и лязгали сабли – Орду добивали, делали зачистку. По нынешним законам войны, перед главным шатром высилась гора оружия, доспехов и прочих ценностей. Нукеры отдавали хану десятую часть добычи. В казне Шейбани-хана оказалось две тысячи золотых монет, их поделили с тестем. Темники доложили о потерях: тумен половцев и около тумена булгар. Гвардия потеряла триста сорок пять человек. Наших раненых насчитали около восьми тысяч, большинство можно было вернуть в строй. У тестя в запасе оставались два тумена ногайцев, по общему решению сегодня они участия в сражении не принимали. По случаю победы устроили пирушку, присутствовали все темники и несколько отличившихся сотников. Людям нужно было отойти от боя. Расслабиться. В конце застолья приказал темникам выделить от каждого тумена по тысяче воинов для награждения.

– Особо отличившихся, – уточнил я. – Савелий, завтра построишь всех гвардейцев.

Утром в сопровождении адъютанта и сотни охраны я объехал выстроившихся героев. Отличившиеся тысячи стояли впереди туменов. В мегафон сказал короткую, но емкую речь, в ответ получил троекратное ура. В заключение выдал: «Героев награждаю медалью „За святую Русь“».

Тысячи луженых глоток рявкнули «ура», дальше пошла церемония награждения. У нас с Василием к концу сей церемонии руки отваливались. Медали я клепал всю ночь на синтезаторе, и спать хотел неимоверно. Потому после церемонии брякнулся в шатре не раздеваясь, только скинув сапоги.

Проснулся ближе к вечеру, умылся и пошел к нашим раненым. Врачевал часа три, выхаживал самых тяжелых – вымотался как собачонок.

Нашел Карчи, хотелось посмотреть, что он там наснимал. Когда аппаратик произвел голограмму, мы с шаманом снова пережили прошедшую битву. Жуть, одним словом. Съемка велась в трех ракурсах и с живым звуком. Никакой художественный фильм не мог бы передать ужасающего натурализма боевых действий, причем эффект присутствия поражал воображение. Начало битвы: тяжелая конница в атаке валится под пулеметным огнем, как скошенная трава, у всадника оторвало ногу, но он в горячке боя продолжает размахивать саблей, пока очередью не разрывает голову на кровавые ошметки. Мы с Карчи, затаив дыхание, наблюдали уникальный фильм, да какой там фильм – жесткую бойню, во всей ее неприглядной красе. Гвардеец рубится с дюжим монголом, у него разлетается сабля от удара, в руках один эфес и тут же монгол получает пулю в лоб от напарника нашего гвардейца.

Когда пошли кадры зачистки, я приказал Карчи стереть дальнейшую съемку. Через адъютанта собрал темников.

– Всех наших воинов на погребальный костер, монголов на другой. Утром будет награждение командного состава – от каждого тумена по двадцать человек, выберете достойных. А сейчас пойдем и простимся с павшими воинами. Да, составьте списки погибших, нужно помочь семьям.

Карчи одобрительно крякнул. При нашем появлении вспыхнули два огромных костра, и души павших понеслись в «край вечной охоты».

Ночью сделал двести орденов «Мужество». На следующий день ордена получили все темники, тысяцкие и некоторые сотники. Больше всего орденов досталось гвардейцам. Ордена под номером один и номер два я вручил Толгат-хану и его сыну Ильясу. Через день войско отправилось обратно в Уфу.

* * *

Весь город встречал победителей, я искал глазами Марьяшу с сыном – и зря, они ждали нас у терема тестя. Все правильно, ведь за ними увязался бы Сынок, которому в толпе могли наступить на хвост или лапу, а он такого не стерпит и запросто откусит голову неосторожному горожанину. Марьяша бросилась меня ощупывать и периодически целовать, еле оторвал ее от себя, уверяя в непричастности к битве, простоял, дескать, все время на командной вышке. Снял Ваню с Сынка, прижал к груди и неожиданно услышал:

– Папа, я тебя люблю.

Я охнул и уставился на жену, она, смеясь, пожала плечами, второй день как заговорил. Тут вошел тесть, Ванюшка протянул ручонки:

– Деда, деда.

Что тут началось! Тесть подхватил его на руки и принялся нарезать вокруг нас круги, бессвязно выкрикивая:

– Ай, бай, весь в меня!

Кое-как угомонили разбушевавшегося Тоглат-хана. Сидя за праздничным столом, малыш заявил, что он любит Сынка, маму, папу и деда.

Молодец, никого не забыл.

Тигр, лежавший рядом, довольно заурчал – ведь все понимает, жаль, говорить не может.

Ночью, устав от любовных ласк, Марьяша вдруг заявила:

– Ты очень изменился в последнее время. Я удивленно глянул на жену.

– Да-да, я даже немного пугаюсь.

– Ты о чем гутаришь, ласточка моя? Она вздохнула:

– Ты хоть обратил внимание, что стал выше ростом? И глаза стали другими.

Не выдержав, подошел к большому зеркалу – глаза как глаза, и чего выдумывать. Вот с ростом жена права: второй костюмчик меняю, то рукава кафтана коротки и в плечах жмет, то штаны съеживаются, сапоги пришлось заказывать на два размера больше. На все эти мелочи в текучке дел не особо обращал внимание.

– Ну и что у меня с глазами? – я повернулся к Марьяше.

Она дернула обнаженным плечиком:

– Они у тебя стали пронзительными и мудрыми, как у старых аксакалов.

– Не обращай внимания, твой муж всегда был умным. Марьяша, завтра я с войском отъезжаю в Казань, вы с Ванюшкой останетесь здесь, твой отец будет с вами.