Госпожа победа - Олег Чигиринский Страница 27

— Живы!

— Мы идем к тебе! Слышишь? Продержись там немного, Пятая-Седьмая идут к тебе!

Тамара посадила «Ворона» так близко к борту-девять, как только могла.

— Леа! Леа, очнись! — Фатма толкнула своего пилота несколько раз. Наградой ей был еще один долгий стон и мутный взгляд. Уже что-то.

Маленькая фигурка, которую при всем желании нельзя было принять за мужскую, побежала, пригибаясь, от пятого вертолета к «девятке». «Семерка» висела над головой, готовая прикрыть огнем, если что.

— Фат! Леа! — это была Рита О’Нил. — Вылезайте!

Леа сделала движение головой, которое можно было принять за отрицание.

— Не можем, — выдохнула Фатма.

— Fuck! — Рита ножом разрезала ремни безопасности, вытащила Леа из машины — та повисла на ней мешком. — Выползай, Фат! Что ты сидишь, как засватанная?

— Но-ноги… Заклинило…

— А-а, холера! Попробуй что-нибудь сделать, я сейчас вернусь.

— Сейчас к вам подойдут коммандос, девочки! — сказал мужской голос. — Мы вас видим, не волнуйтесь.

Фатма проследила взглядом Риту и Лею — Аллах, как медленно! Она собралась с силами и посмотрела вниз, на свои ноги.

Кровь. Разорванная ткань. Что-то белое торчит наружу.

«Это кость. Мои ноги сломаны. Мне должно быть очень больно».

И через миг ей стало очень больно.

Не помня себя, она ударила по замку аптечки, нашарила ампулы-шприцы и горстью выгребла их оттуда. С трудом различила синюю — анальгетик, — сорвала зубами колпачок и вонзила иглу в бедро, выжимая капсулу.

В секторе было сравнительно спокойно: штабс-капитан Перельман прикрывала эвакуацию пушечным огнем. Испортить погоду могла только случайная пуля, и Фатма, следя глазами за подругами, молилась о том, чтобы этой пули не было…

Вот они бегут — качинские коммандос, ефрейтор и двое солдат. Сейчас ее вытащат. Сейчас они подойдут и заберут ее.

Господи, только бы не было случайной искры в поврежденной рации! Только бы не загорелось топливо!

Быстрее! Быстрее, шайт!

Откуда взялся этот пулеметчик? Почему именно в это окно он высунул рыло своей машинки, почему именно их избрал целью?

Рита, уже выбежавшая было на помощь, кинулась обратно в машину. Вертолет оторвался от земли, и Фатма закричала в отчаянии: ее бросали здесь! Бросали одну!

Она отложила пистолет и взяла гранату. Лучше подорваться на своей гранате, чем сгореть заживо.

Ближе всех к ней успел подбежать ефрейтор. Умирая, он цеплялся руками за полоз.

Фатма завыла от муки и отчаяния. Одна, одна, все погибли, и как больно!!! Почему-то ей показалось, что эти коммандос — последние на советской базе, и вертолетов прикрытия больше не существует, что она предана, брошена всеми!

Советские солдаты, ободренные огнем пулеметчика, приближались. Она уже видела одного совсем близко. Поняла, что он распознал в ней женщину. Прочла по губам: «Сука!»

Ближе!

Ближе…

Кольцо гранаты поддалось неожиданно легко. Так же легко разжалась рука. Сквозь кружение алых пятен и гул в ушах донесся стук железа о железо.

Мучиться осталось не более пяти секунд. Это немного утешало. А главное — ни живой, ни мертвой ее больше не коснется мужчина.

Ни один.

* * *

Рита буквально вымела площадь огнем и достала того ублюдка в окне. Но что толку? Что толку, если мертвы коммандос и мертва Фатма?

Что там случилось? Она попробовала отстреливаться, и взорвался керосин? Или она сама взорвала гранату, дождавшись, пока советские солдаты подбегут поближе? Да какая разница… «Ворон» горит между бараками, содрогаясь от взрывов боезапаса. Погребальный костер для летчицы, коммандос и двух советских солдат.

— Девочки, Сид, у нас все! — сказал командир группы «Тед». — Начинаем отход.

Тамара развернула машину к вертолетной стоянке, туда, где уже начинали крутиться лопасти транспортных вертолетов. Едва они взлетели, как на советской вертолетной стоянке ахнуло, блеснуло и заполыхало — взорвались Ми-24, Ми-6 и Ми-8, заминированные коммандос из качинского спецотряда.

Колонну грузовиков с пехотой, несущихся на пожар, Рахиль даже не смогла расстрелять как следует. Она дала очередь из пушки, но орудие задохнулось — кончились снаряды. В конце концов, сзади еще ведомый, да и не такое уж это увлекательное занятие — расстреливать из вертолета пехтуру.

Странное дело, когда они только начали, ей казалось, что она может заниматься этим бесконечно, что сколько бы фигурок в пятнистом камуфляже или выгоревшем хаки ни полегло под огнем ее пушки — ей все будет мало. Наверное, она просто слишком устала. Так устала, что даже неутихающая боль уже не может подпитывать ненависть. Все, перегорело. Она сыта кровью советских солдат. Но синяки и ссадины ноют по-прежнему. Это несправедливо. Зачем существует месть, если она не приносит облегчения?

Эти мысли не успели как следует оформиться — их вымело из головы волной животного ужаса.

Точки на светлеющем горизонте могли быть только советскими истребителями.

В последний раз сходное состояние Рахиль испытала совсем недавно — вот только что она была офицером, штабс-капитаном авиации, богиней небес, а через пять минут стала просто жалкой беспомощной бабой в руках четырех озверевших от спирта и вседозволенности мужиков, которые тоже поначалу были довольно милыми парнями. Кто же знал, что так получится? Ах…

Всплыла виденная недавно в одном из военных журналов реклама Ми-24 с подписью: «Может, для вас это и вертолет, а для „Стингера“ это — сидячая утка». Вот теперь она, Рахиль Левкович — жалкая сидячая утка для советских истребителей. Нам обещали прикрытие из «Ястребов»! Где оно, факимада?

Фф-ух, вот оно, слава Богу! Ребята держались на высоте, мне сверху видно все — ты так и знай… Рахиль не интересовало, сколько их против МиГов, ей хотелось только одного — бежать, драпать во все лопатки и поскорее встать ногами на землю…

* * *

— Жаль, что сбили Фатму, — сказала Тамара. — Жаль, что ее, а не меня.

— Не мели ерунды, а то как тресну по башке, — пригрозила Рахиль. — Какого черта? Выпей еще.

— Я больше не хочу.

— А я тебя не спрашиваю, хочешь ты или нет. Сидит тут, сигим-са-фак, и грызет себя за то, что жива осталась. Не хочешь жить — дождись следующего вылета и грохни машину, камикадзе. Если сумеешь Риту уговорить.

— Иди в задницу.

— Сама туда иди! — Рахиль глотнула еще пива. — Коммандос надираются как сапожники. Вот бы нам так. Но нельзя. Пилотам за-пре-ще-но… О, вот Женька Бурцев идет…

Тамара развернулась и оказалась лицом к лицу со знакомым офицером из коммандос. Знакомым? А где она его видала?