Страна призраков - Уильям Гибсон Страница 27

Кажется, та женщина у перекрестка везла за собой на буксире внутривенную капельницу, одной рукой помогая катиться своему инвалидному креслу, а другой придерживая хромированную стойку? Кажется, у нее не было ног? Впрочем, после встречи со скейтбордистом без нижней челюсти Холлис мало чему удивлялась.

– Значит, ваша компания находится здесь? – полюбопытствовала она, когда «майбах» повернул в переулок, по которому лучше всего было бы ехать на боевой пехотной машине «брэдли».

Миновав застывший яростный вал уличного граффити, похожий на фрактальную волну Хокусая, автомобиль нырнул под нависшие кольца колючей проволоки, увенчавшей сетчатые ворота.

– Да, – отозвался Бигенд, выруливая на бетонный пандус пятнадцатифутовой высоты, приникший к стене, которая, судя по виду, перенеслась в Лос-Анджелес из бесконечно более древнего города. Может, из Вавилона? Редкие свободные кирпичи между сочными клинописными знаками были покрыты еле заметными царапинами.

Оказавшись на гладкой платформе, где разместился бы целый грузовик, «майбах» притормозил перед металлической дверью на шарнирах. Над ней темнели какие-то выпуклые наросты из дымчатого черного пластика – в них прятались камеры, а то и еще что-нибудь. Украшенная пуантилистским портретом Андре Гиганта [84]поистине оруэлловских масштабов дверь медленно поднялась, и унылый взгляд Андре, наводящий на мысли о базедовой болезни, уступил место галогенному сиянию. Автомобиль заехал в помещение, похожее на ангар, поменьше безлюдной фабрики Чомбо, но все же довольно внушительное. Внутри за блестящим вилочным погрузчиком желтого цвета и ровными грудами новехоньких гипсокартонных листов припарковалось в ряд полдюжины одинаковых серебристых седанов.

Бигенд остановил машину. За приехавшими внимательно наблюдал из-за зеркальных стекол охранник в униформе – черных шортах и рубашке с коротким рукавом. На его бедре была пристегнута увесистая кобура с многочисленными карманами.

Холлис неодолимо потянуло покинуть салон, что она и сделала.

Движение, с которым открылась дверца автомобиля, неприятно напоминало одновременно банковский сейф и вечернюю сумочку Армани: безукоризненно выверенная, бомбонепробиваемая надежность в сочетании с косметически-совершенной зализанностью. После этого шершавый бетонный пол, усеянный гипсовой крошкой, даже немного успокаивал. Охранник повел радиопультом, и за спиной журналистки загромыхало сегментированное железо.

– Сюда, пожалуйста, – произнес Бигенд сквозь грохот и двинулся прочь, не потрудившись закрыть за собой дверцу.

Холлис последовала его примеру. По пути она обернулась. Машина осталась распахнутой, ее мягкие, обитые кожей ягненка внутренности, особенно четкие в искусственном свете гаража, напоминали небольшую пещеру.

– В процессе ремонта мы теряем львиную долю своих преимуществ, – посетовал Бигенд, обогнув десятифутовую груду кирпича.

– Львиную долю?

– Да, бо́льшую часть. Мне будет недоставать прежних неудобств. Они сбивали клиентов с толку, а это всегда полезно. На прошлой неделе мы открыли в Пекине новую систему офисов, так вот я совершенно не доволен. Три этажа в новостройке, что мы там забыли? Хотя, конечно, это же Пекин. – Он пожал плечами. – Выбирать не приходится, верно?

Холлис не нашлась с ответом и промолчала.

Поднявшись по широкому лестничному пролету, они вошли в помещение, которому предстояло превратиться в фойе. Здешний охранник внимательно изучал окна замкнутой телесистемы, выведенные на дисплей с плоским экраном, и даже не поднял головы, когда разъехались двери лифта, сплошь обклеенного пыльными слоями гофрированного картона.

Бигенд приподнял забрызганный побелкой клапан и прикоснулся к панели управления. Через два этажа лифт остановился.

Мужчина жестом пригласил свою спутницу на выход, и они ступили на дорожку из того же картона, приклеенного изолентой к гладкому серому полу из какого-то незнакомого материала. Дорожка вела к столу для переговоров, окруженному шестью стульями. Над ним на стене висел экран с диагональю в тридцать футов, который изображал портрет Холлис работы Антона Корбайна в идеальном разрешении.

Журналистка обернулась на Бигенда, и тот сказал:

– Чудесный снимок.

– А у меня от него до сих пор мурашки по коже.

– Это потому, что личность любой «звезды» – в каком-то смысле всегда что-то вроде тульпы.

– Вроде чего?

– Проекция мыслеформы, термин взят из учения тибетских йогов. Двойник знаменитости начинает жить своей, отдельной жизнью. При определенных условиях он продолжает безбедно существовать даже после смерти своего прототипа. Собственно, об этом и говорят нам всяческие конкурсы двойников Элвиса.

Тут его взгляды мало чем отличались от рассуждений Инчмэйла; впрочем, Холлис порой и сама так думала.