Круг одного - Эрик Джеймс Фуллилав Страница 27

Например, с дефектами приона, которые делают тебя телепатом…

— Были и другие проблемы?

— Да. Значительная часть научной общественности воспротивилась попыткам разработки рецептов, полагая, что это значит брать на себя функции Бога. Хуже того, немало опытов, проводимых на людях, завершились трагически. Ну и, разумеется, были дельцы, которые стремились запатентовать исследования над человеческим геном, чтобы потом получать гонорары за будущие лекарства, методы лечения и тому подобное.

Мне вспомнилось кое-что со школьных времен.

— Значит, Биологический Кодекс 2015 года имел целью ограничение работ над человеческим геном?

— И прекращение спекуляций вокруг микробиологии. Так по крайней мере было задумано. Работы над рецепторными манипуляторами типа ФК 506 прекратились почти полностью. Кажется, подумывали даже о том, чтобы отобрать назад коекакие Нобелевские премии, выданные за последние пятнадцать лет прошлого века.

— Это случилось примерно за десять лет до того, как вы основали «Целлюдин».

— Верно. Десять лет никто даже не брался за работу над генетическими рецепторами. Такие работы нельзя было публиковать, под них нельзя было получить финансирование, а того, кто специализировался в этой области, даже в дворники не брали. Свыше было сказано совершенно ясно: «Да не дерзнет никто экспериментировать над человеческим геном». И множеству ученых, особенно признанным экспертам в этой сфере науки, некуда было податься и нечего делать.

— Для них это, наверное, был жестокий удар.

— Еще бы! И тут на сцене появляюсь я. Моя дипломная работа была посвящена другому классу рецепторных манипуляторов — Кодекс этот класс не охватывал, да и вся работа велась в совершенно ином направлении. Но полученные мною знания позволили мне осознать всю важность моих результатов для работы над человеческим геном. Этакий выверт естествознания — вроде плесени на лабораторном образце, которая потом оказалась пенициллином.

— А как вы пришли к своему открытию?

— Я работал над иммунодепрессивными методами при пересадке кожи — а в этой области надо на цыпочках обходить Кодекс и различные учреждения, контролирующие такого рода деятельность. К этому времени мы уже разработали целый жаргон, чтобы скрывать подозрительные эксперименты от бдительного ока бюрократов. Мы не чувствовали, что делаем что-то плохое, поскольку не занимались генными рецепторами как таковыми. Но если ты хоть что-то смыслишь в биологии, то можно расщеплять самые тонкие волоски. Вот я и расщеплял, производил свои эксперименты, но их побочные эффекты потрясли меня.

— И это побудило вас основать «Целлюдин»?

— В некотором роде. Главным, что побудило меня это сделать, были деньги. Мне нужны были деньги, чтобы продолжать работу. Деньги можно получить у банкиров, — он закурил сигарету, — а эти господа не прочь обойти кое-какие правила, если это сулит выгоду.

— Но Кодекс ограничивал вашу работу.

— Верно, но Кодекс относится в основном к чистой науке. Законной силы он не имеет. Это лишь свод этических правил, которым должны следовать ученые.

— Но, имея деньги, вам не нужно было придерживаться этих правил.

— Верно. Я не только не придерживался их, но и создал целую отрасль промышленности, свободную от конкуренции. Я мог нанять лучшие научные умы в этой области, сдуть с них пыль, запихнуть в лабораторию и позволить им делать то, о чем они только мечтали последние десять лет.

— Но ведь вы не единственный додумались до этого?

— Конечно, нет. Но производство ФК 506 было нелегальным. Уж эта-то статья Кодекса законную силу имела — и посейчас имеет. Поэтому, пока другие отважно продолжали нелегальные эксперименты с нелегальными веществами, которые трудно было достать, я один создал новый класс медикаментов, действовавших почти так же. Мне было намного легче.

— И каков же был конечный результат? Филип ван Меер хмыкнул.

— Этого я вам сказать не могу. Зато могу сказать, о чем заплаканные ученые, нашедшие приют в «Целлюдине», мечтали четверть века назад.

— Я слушаю.

— Итак, первой нашей целью была разработка лекарственных веществ, усиливающих защитные способности организма. Вы помните — лекарства, активирующие специфические гены, способные умерщвлять, например, раковые клетки. Но человеческий геном — не такая простая штука. Наш организм стремится к смерти — так природа соблюдает баланс, препятствуя человечеству извести все ресурсы и весь кислород на планете. Вы спасаетесь, скажем, от рака печени, но ускоряете развитие рака легких, предположим. Лекарственная генная терапия слишком грубо нарушала естественный баланс человеческого тела. Тогда мы решили пересмотреть само понятие «генная терапия». Знаком вам термин «генное программирование»?

— Нет — очевидно, он как-то связан с генной терапией?

— Совсем не связан. Это компьютерный термин. Генетический алгоритм — это программа, которая решает задачи, оценивает результаты и на их основе меняет стратегию. Она работает с дискретными стратегиями, которые в зависимости от дискретных результатов можно объединять и совмещать.

— Не уверена, что я поняла. Нельзя ли объяснить на примере?

— Хорошо, вот вам классический пример. У вас есть киоск по продаже гамбургеров, и вы можете назначать любые цены — низкие и высокие. Попутно вы можете продавать либо безалкогольные напитки, либо сухое вино. Программа выбирает, предположим, высокие цены и сухое вино, оценивает полученную выручку и на следующий день или в следующем поколении переходит на высокие цены и содовую, ну и так далее. На основе полученных результатов она производит перекрест хромосом, выпалывая таким образом негодные наследственные стратегии.

— Но ведь это обыкновенный метод проб и ошибок.

— Ничего подобного. Вспомните, что я сказал: дискретные стратегии, дискретные результаты и возможность объединять и совмещать. Такие программы способны на самообучение при условии дискретности стратегий и возможности оценки результатов. Следующим шагом для «Целлюдина» стало создание сложнейших микроаппаратов, способных оценивать собственные результаты и совершенствовать свои стратегии.

— Но такие приборы уже есть.

— Это верно. Нам всем прививают различные механические агенты, способные справиться с долгосрочными физическими проблемами дискретного времени, например с обрастанием стенок артерий. Между тем мир с каждым днем становится все более больным.

Плохое. Устойчивый к лекарствам туберкулез. Зона Южного Централа.

— Почему же так получается?

— Мутагенные патогены, такие как вирусы и бактерии, опережают нас. Вирулентные, не поддающиеся лечению бактериальные агенты стали для нас проблемой еще в конце прошлого века, а некоторые новые разновидности вирусов не имеют аналогов в истории человечества.

— В чем же различие между бактериями и вирусами?