Оранжерея - Чарлз Стросс Страница 27

Смех заглушает его слова. Яоглядываюсь и вижу, что все смеются и указывают на меня пальцами. Чувствую волну смущения и гнева. Как он смеет? Однако в этом есть что-то устрашающее. Здесь, наверное, человек пятьдесят, и некоторые из них сейчас смотрят на меня так, будто пытаются представить, как я выгляжу без одежды. Если бы я была самим собой, в моем прежнем мужском теле, я бы бросила вызов за секунду, но теперь я– женщина. Так работает групповое давление, верно? Вэтом дело. Экспериментаторы не могут рассчитывать на создание функционального общества темных веков всего за три года, просто забросив в симуляцию компашку пациентов в гуманоидных телах, и дать им неупорядоченно ее осваивать. Нужен некий социальный механизм, чтобы они заставляли друг друга подчиняться надуманным правилам, в идеале– чтобы они сами наказывали своих девиантов…

–…простим же и Касс ее склонность поздно ложиться спать– сегодня, как видно, она не смогла прийти в церковь…

Они больше не смотрят на меня, но что-то бормочут– кругом распространяется злая волна неодобрения. Ясмотрю в глаза Сэму: тот выглядит напуганным. Он кладет ладонь на мою руку, хватаясь за нее словно утопающий, держит крепко.

–Япрошу вас всех пожалеть Майка, ее мужа, которому приходится содержать столь ленивую женщину, и помочь ей осознать ошибку в общении при личной встрече…

Теперь я– за компанию со всеми остальными– могу поглазеть на этого субъекта. Он невысокий, жилистый, с большим острым носом и темными угрюмыми глазами. Выглядит так, будто вот-вот на кого-нибудь сорвется; поза чисто оборонительная– и в этом нет ничего удивительного. Тяжкая санкция в пять очков социального рейтинга оставила и у меня слабость в коленях и страх, а ее, оказывается, можно схлопотать и за то, что твоя жена не может утром пойти в церковь. Меня так и подмывает крикнуть Фиоре: Это лишь повод, идиот, чтобы не появляться на виду у твоего сброда!

Фиоре переходит к обсуждению других людей, других когорт– тех вещей, которые сейчас для меня бессмысленны. Мой модем оживает и просит меня проголосовать за список грехов и успехов, отмеченных за каждым именем,– кому отсыпать крошек, у кого их забрать. Яни за кого не голосую. Наконец на нас единодушно нападают избиратели остальных пяти когорт. Все мы теряем по несколько очков, и мрачный звон чугунного колокола, висящего под аркой в задней части церкви, возвещает близкий конец децимации. Фиоре призывает непися налечь на музыкальную машину, и тот исполняет еще один бессмысленный гимн. На этом месса заканчивается.

Но я пока не могу убежать и спрятаться, потому что после децимации по распорядку– вечеринка в честь новой когорты. Поэтому мы натягиваем хмурые улыбки на рожи и едим бутерброды под магнолиями, пока остальные ухмыляются нам.

Столы установлены в декоративном саду позади церкви, называемом «кладбищем». Их накрыли белыми скатертями и уставили бокалами с вином. На вечеринке мы более-менее предоставлены сами себе.

Иоказывается, во время воскресной службы такси не ходят.

Яобнаруживаю, что стою неподвижно, прислонившись спиной к церковной стене, с бокалом вина в одной руке и ладонью Сэма– в другой. Уменя болят ноги в туфлях, и мое лицо, кажется, постоянно искажает гримаса.

–Рив! ИСэм!– Это Джен. Она тащит за собой Энджи и обоих мужей– своего Криса и подружкиного Эла. Она выглядит немного менее кипучей, чем вчера, и я могу догадаться почему.

–Мы не очень хорошо справились,– хмыкает Эл. Он бросает на меня долгий взгляд, который поражает как удар под дых. Это действительно жутко. Яточно знаю, о чем он думает, но не знаю почему. Потому ли, что я стоила ему очков рейтинга, или просто он пытается представить меня голой?

–Могло быть и хуже,– резко и сухо бросает Джен. Она мертвой хваткой вцепилась в свою сумочку.

–Снаружи,– я глубоко вздыхаю,– я бы бросила вызов Фиоре, начни он нести подобную муть на публике.

–Но ты не снаружи, дорогуша,– ядовито замечает Джен. Она улыбается Сэму.– Он у тебя и дома такой пришибленный или только на публике?

Яв секунде от того, чтобы швырнуть ей полный бокал в лицо и начать проверять, так ли самоуверенна эта рожица, если по ней хорошенько потоптаться. Но тут мое внимание привлекает фигура, крадущаяся у Джен за спиной. Это Майк. Между глупостью и безумием я выбираю второе и решительно подхожу к нему.

–Привет, Майк,– бодро говорю я.

Он едва не подскакивает и поворачивается ко мне. Все его тело напряжено как взведенная пружина.

–А? Что тебе нужно?– лает он.

–Ой, извини, ничего-ничего.– Яулыбаюсь и испытующе смотрю на него.– Япросто хотела выразить соболезнования по поводу твоей жены. Не хочет в церковь ходить– вот ведь беда какая… Она придет на следующей неделе?

–Придет.– Майк скрипит зубами. Он крепко держит руки по швам, сжав кулаки.

–О,это здорово! Действительно, здорово. Слушай, если ты не возражаешь, я свяжусь с ней сегодня днем? Как насчет этого? Нам есть о чем поговорить, и я подумала…

–Возражаю. Эта сука тебя в гости не ждет. Ни сегодня, ни завтра, вообще никогда. Пошла прочь! Драная шлюха!

Яне уверена, что означает последнее слово, но общую картину поняла.

–Ладно-ладно, ухожу-ухожу,– напряженно отвечаю я. Будь у меня еще несколько дней с жимом лежа и силовыми упражнениями, я бы попробовала потягаться с ним. Но не сейчас. Еще рано.

Яповорачиваюсь и иду к Сэму. Он не разговаривает, когда я его обнимаю– может, это и хорошо, потому что я не доверяю своему такту, особенно когда мы находимся в общественном месте и сбежать некуда. Мое сердце колотится, меня тошнит от подавленного гнева и стыда. Муж обращается с Касс как с пленницей. Меня публично высмеивают, и я наживаю себе врагов лишь за то, что пытаюсь сохранить какое-никакое чувство собственной идентичности. Вся эта социальная среда настроена так, чтобы в ней друг рано или поздно предал друга… а за ее пределами рыщут те, кто хочет меня убить. Возможно, не только за ее пределами; в самой среде– тоже. И если я не буду вести себя терпеливо и сдержанно, рано или поздно они меня сцапают.