Безумный Макс. Генерал империи - Михаил Ланцов Страница 27

– А почему нет? И ещё – зачем ты об этом говоришь при нашем любимом дядюшке?

– Я решила ему показать то, что прислала мне его супруга. Ты недоволен? Он всё равно бы узнал рано или поздно. У меня есть такое ощущение, что это всё секрет Полишинеля. Либо уже, либо станет в самом скором времени.

– Полагаю, Вы желаете что-то сказать? – обратился Максим к Вильгельму после небольшой паузы. Но тот лишь дёрнулся от этого вопроса, как от удара током, и опустил взгляд. – Зря. Или, может, хотите вернуться в Берлин? Сейчас, в обстановке перемирия, это легко устроить. Ваша супруга наверняка сильно переживает.

– Я успокоил её в письмах, – тихо ответил Вильгельм, не поднимая глаз.

– Я разрешила, – прокомментировала Татьяна удивлённо поднятую бровь. – Ты ведь не против?

– Нет, что ты? – а потом вновь повернувшись к Вильгельму, поинтересовался. – И как она себя чувствует? Всё ли у неё в порядке?

– Всё хорошо… точнее не всё. До неё доходят нехорошие слухи. Будто бы Гогенцоллерны не справились. Будто бы Германию создал Бисмарк, а мы привели её к тяжёлому поражению и, вероятно, развалу.

– Есть над чем подумать, не так ли? – криво усмехнулся Максим. – Кажется, там, в Вероне, я Вам говорил что-то подобное. Или нет?

– Говорили… – тихо ответил Вильгельм, ещё больше сгорбившись.

– Вы не хотите уезжать?

– Не хочу, – покачал он головой.

– Но почему? Разве не хотите вновь увидеть жену, детей, внуков? Разве Вам не хочется вновь взять руководство Германией в свои руки?

– Вы были правы, говоря в прошлом году то, что в России и Германии пытаются свергнуть монархию. Николай Александрович погиб. Весь дом Романовых залит кровью невинных. И я боюсь, что, вернувшись, окажусь в такой же ситуации.

– Понимаю, – кивнул Максим. Он был уверен, что немцы со своим монархом так не поступят. Но разубеждать Вильгельма не спешил. Впрочем, этот вариант реальности был полон сюрпризов и неожиданностей.

– Вы действительно эльф? – после долгой паузы поинтересовался Кайзер.

– Вы наблюдаете у меня большие миндалевидные глаза серебристого цвета, удлинённые уши, светлую кожу с лёгким бронзовым оттенком и длинные прямые золотистые волосы? – произнёс Максим, на ходу сочиняя облик эльфов.

– Нет.

– Так я и думал. Тогда к чему Ваш вопрос?

– Вы ведь всё поняли.

– Нет. Не понял. И понимать не хочу. Я человек. И точка. Во всяком случае, здесь и сейчас. Давайте не будем плодить сущности. Мы здесь и сейчас такие, какие есть. Старые легенды мертвы. А мы – нет.

– Ты тоже был мёртв, – колко заметила Татьяна.

– Ты предпочла бы видеть меня мёртвым в гробу? – вопросительно подняв бровь, спросил Максим. – Поверь, обожжённый труп человека – зрелище не из приятных. Впрочем, на вкус и цвет…

– Прекрати! – повысила на него голос Татьяна, в чьих глазах вспыхнула ярость. – Ты прекрасно понимаешь, что это не так. Что я рада и счастлива твоему воскрешению. Зачем эта игра?

– Зачем эти вопросы? Мы же договорились. Не нужно всё это ворошить. Не хочу.

– …И мы для защиты ко злу обратились, но сами при этом во зло превратились… – тихо произнесла Татьяна, вспоминая озвученные Максимом слова неведомой ей песни.

– Смерть искупила зло.

– Но оно не прошло для вас бесследно.

– Ничто на Земле не проходит бесследно… – прошептал наш герой и, чуть подавшись вперёд, положил свою ладонь на пальцы Татьяны. После чего, неловко выдавив из себя как можно более ласковую улыбку, тихонечко запел песню Градского. – Оглянись, незнакомый прохожий, мне твой взгляд неподкупный знаком… – пел. Тихо-тихо. Практически шёпотом. И глядя Татьяне прямо в глаза. – Нас тогда без усмешек встречали все цветы на дорогах Земли. Мы друзей за ошибки прощали, лишь измены простить не могли…

Её рука подрагивала, а лицо едва заметно менялось. Сдерживаемая мимика творила удивительные вещи – казалось, что по лицу Татьяны ходят натуральные волны из лёгких напряжений кожи. Но лишь одному шайтану было ясно, что творилось у неё в голове в эти моменты. Эта очередная выходка Максима, видимо, попала в самую цель…

– Извини, – тихо прошептала Татьяна, когда наш герой пропел последний куплет и с грустной улыбкой замолчал.

– И ты меня извини… – произнёс он и отвёл взгляд, привлечённый чьим-то вздохом. И сокрушённо покачал головой. В столовой, кроме слуг, необходимых в текущей ситуации, хватало и иных зрителей. Так что он был уверен, что и песню, и весь этот разговор уже завтра узнают многие. И одному чёрту известно, что ещё. Каждое слово… каждый жест… каждый поступок… ничто не уходит от внимания окружающих. Как там в американской полиции говорится? Всё, что вы скажете, может быть использовано против Вас?

«Каналья!» – прорычал про себя Максим, внешне сохраняя невозмутимость и спокойствие. Более того, вернулся к трапезе и постарался вернуть разговор в конструктивное русло. Насколько это было вообще возможно…