Мир Смерти и твари из преисподней - Ант Скаландис Страница 27

Ну, что ж, отцы, так отцы. Не слишком удивился Фуруху. Куда больше заинтересовало его, что означает, «наверху» и «на местах». Пушистая рассказала и об этом. О северном материке Томфастланде и экваториальном Караэли. О спецпомощниках, которые в каждом султанате представляют фэдерскую власть. О том, что поставлены эти помощники, конечно же, над султанами, а сами фэдеры стоят над эмир-шахом Зулгидоем.

Фуруху аж вздрогнул, когда она назвала превеликого сокращенным именем. Не полагалось так. Но им, фруктовикам, видно, было наплевать и на это: одно слово – высшая раса!

В общем, вырисовывалось потихоньку, кто есть кто на планете Моналои. И это в целом радовало, ведь Фуруху сам начинал чувствовать себя уже не совсем моналойцем.

Он изначально был необыкновенным человеком. Выродком, как он сам сказал бы раньше. Феноменом – как, замирая от восторга, именовал себя теперь. Фруктовикам такие нужны, они его обучат и станут использовать в совместных проектах – для изучения наук, для освоения других планет, для разработки новых технологий… Так вот о каких должностях, говорил, надо понимать, Свамп, когда туманно намекал на большие перспективы молодого вчерашнего сотника!

И Фуруху поделился своими мечтами с пушистой девушкой. А она вдруг загрустила. Фуруху не понял, от чего. Стал допытываться. Девушка – в слезы. Что такое?! Его заело, как всегда – не остановить теперь. Хочу все знать – и точка! Вынь да положь мне новую информацию. Девушка отплакалась, вытерла слезы и вдруг проговорила шепотом:

– Об этом нельзя рассказывать моналойцам, но тебе я расскажу. Ваша раса никогда не сможет выйти в космос. И ты никогда не сможешь заниматься освоением новых планет. Ты привязан к этой, потому что вы едите совершенно другую пищу. Понимаешь…

Вдруг гримаса боли исказила ее черты. Пушистая девушка поднялась, быстро оделась и сказала:

– Можно я пойду?

– Конечно, – сказал вконец растерявшийся Фуруху. – Приходи завтра. Хорошо?

Она не ответила, ушла молча, и Фуруху в который уж раз подумал философски: «Вот настоящая уму не подвластная загадка – женский характер!»

На следующий день он попросил Свампа прислать ему ту же девушку.

– Не получится, – сказал Свамп равнодушно.

– Почему? – удивился Фуруху.

– Потому что сегодня утром ей отрубили голову, – пояснил Свамп еще равнодушнее.

– Жаль, – сказал Фуруху совершенно не своим голосом.

Ему вдруг захотелось плакать, что было абсолютно непредставимо и дико для любого нормального моналойского сотника или охранника. С огромным удивлением он впервые в жизни почувствовал, что ему жалко не собственных утраченных возможностей – не удастся встретиться вновь с приятной партнершей, – а было ему жаль именно пушистую девушку. Как человека, как личность. Безумно жаль.

Чтобы сменить тему, Фуруху спросил:

– Сколько дней я уже провел здесь?

– Всего лишь двенадцать, – напомнил Свамп.

– Надо же! – искренне удивился Фуруху. – А кажется, что целую вечность.

– Еще бы, – со странной усмешкой сказал Свамп. – А уж мне-то и моим сотрудникам такое подчас кажется, что и произнести страшно…

Высокий представитель фэдеров выдал эту загадочную фразу и словно прикусил язык. Но Фуруху-то хорошо успел понять его. Конечно, фраза была не случайной. Разве такой человек способен обмолвиться? Просто Свампу хотелось увидеть реакцию Фуруху. Зачем? Ну, на этот счет у него уже созрела некая гипотеза. Все эти сотрудники, и черные, и желтые, а может, и сами фэдеры БОЯТСЯ теперь своего бывшего простого сотника. Уж слишком быстро он начал меняться, ну, прямо на глазах. А убивать не хотят – уникальный экспонат пропадет! Да что экспонат! Им бы, поди, и не удалось убить его. Раз уж Фуруху такой уникальный, значит сумеет за себя постоять. Или кто-то еще вступится за него. Уж это точно.

– Когда ты последний раз говорил с Язоном динАльтом? – внезапно выпалил Свамп.

– Что? Так звали эту пушистую девушку? – глупо спросил Фуруху, и только в следующую секунду до него дошел жутковатый в своей абсурдности смысл вопроса.

Но Свампа быстрый и чисто рефлекторный ответ подопытного сразу успокоил. Он только переспросил для верности:

– Ты что, действительно до сих пор не знаешь, кто такой Язон дин Альт?

– Действительно не знаю.

– Слава Богу, – непонятно выдохнул Свамп.

Слово «бог» было уже знакомо Фуруху, но чисто теоретически, и какого именно бога поминал Свамп, он даже представить себе не мог.

А ночью для него-таки прислали женщину, и опять пушистую, то есть из расы фруктовиков. Видно, Свамп искренне хотел утешить своего необычного пленника. Женщина-то была роскошная, просто сказочная женщина. Нет совсем не юная девушка, пожалуй, даже постарше самого Фуруху, но красоты неотразимой. И в огромных голубых глазищах, обрамленных длинными густыми ресницами (теперь подобные детали очень нравились ему), сверкало нечто настолько необычное, что растерялся даже такой бывалый охотник до женского пола, как Фуруху.

– Ну ладно, глазки-то строить, иди сюда скорее, дурашка, – проговорил он жарким шепотом страстного любовника, пряча свою внезапную робость за развязностью.

Но прекрасная незнакомка явно не понимала по-моналойски. Это сбило его, но вспомнив, что есть такой язык – эсперанто, который должны понимать все, – Фуруху быстро перевел свою фразу, даже добавил к ней по дороге еще каких-то сальностей.

– Да ты за кого меня принимаешь? – возмутилась пушистая, будто была наложницей эмир-шаха, захваченной в плен, а вовсе не пришла к нему по доброй воле.

Да, Фуруху привык уже ко многим странностям, свойственным расе фруктовиков, особенно их женщинам, и готов был прощать все эти странности. Как-никак, существа высшие. Мало ли: может, он просто не понимает, а это не чудачество, наоборот – великая мудрость. Но, простите, если наемная потаскуха начинает капризничать и отказывает ему, персональному охраннику султана Азбая, да еще уникальному жителю Моналои, вокруг которого на цыпочках ходят сами фэдеры7… Это уже слишком!

Он шагнул навстречу пушистой красавице и грубо рванул ее к себе. Вчера было много нежностей, а сегодня пусть будет так. Это он тоже любит. Особенно раньше любил, когда был еще желторотым десятником.

– Иди сюда, зараза! – успел он бросить ей в ответ на наглую реплику.

А больше не успел ничего. Потому что пушистая женщина с большущими голубыми глазами сделала какое-то еле заметное движение, и Фуруху стало очень больно.

Она сломала ему предплечье левой руки.