Лемартес - Дэвид Аннандейл Страница 26

Бронетехника.

В реальности корабля нет аналогов такому шуму. Иллюзия рассыпается черными осколками и собирается заново, перенося меня обратно на Терру. Слышу рев моторов, различаю очертания машин в красно-черной мгле. Безумие делает силуэты более детальными, и передо мной возникают танки, невиданные уже десять тысяч лет.

«Нет».

Через считанные секунды мне покажется, что техника принадлежат врагу, и я обрушу на нее свой гнев.

«Нет».

Сопротивляйся мороку. Наверняка там наши бронемашины. Кастигон отправил 4-ю роту в наступление.

Так ли это?

Как долго я простоял тут?

Могу ли доверять своим умозаключениям?

Падаю от одной иллюзии к другой. Корбулон по-прежнему здесь. Он все еще говорит, все еще бросает мне спасательный трос надежды. Его, не моей. Я пробовал следовать за голосом жреца, но безуспешно.

— Мы на Флегетоне, — произносит он. — Выступаем к улью Профундис.

— Я. Знаю.

Слова скрипят, как битое стекло. Уже не важно, что я знаю. Важно только то, во что верю. Факты разваливаются под тяжестью морока.

Все бесцельно. Усилия Корбулона бесцельны. Его бесполезные попытки еще сильнее разъяряют меня. Сейчас не до экспериментов! Мне не нужна обманчивая надежда! Голос жреца раздражает меня до глубины души, отвлекает от борьбы. Истинная реальность истончается, выскальзывает из пальцев.

Тихо. Спокойно. Дай мне сосредоточиться.

Фразы Корбулона не помогают мне, только мешают. Действуют против меня, как неприятели. Тот, кто изрекает их, — мой враг!

Нет. Нет. Нет.

Удерживаюсь от атаки. Хотя бы это мне удается.

Но мое неистовство растет. Меня пожирает черное пламя. Захлестывают черные волны.

Я ухожу в глубины Ярости.

Свет разума тускнеет, пропадает. До поверхности слишком далеко.

Тону.

Тону.

Кровавые Ангелы выдвинулись из кратера. Облаченные в броню машины и великаны направились в каменную бурю. Наблюдая за ними, Иклаус раздумывал, какую гибель выбрать для своих бойцов.

Он прибыл на Флегетон во главе осадного полка, но теперь командовал небольшим отрядом пехоты. Железные Гвардейцы потеряли всю технику. Кампания для них превратилась в череду унизительных поражений.

Райнекер пострадал так же, как и его полк. Изорванный мундир, раздробленная левая рука… Если бы в прошлом Иклаус встретил какого-нибудь мордианского офицера, имеющего столь жалкий вид, то испытал бы к нему только презрение.

Капитан Астартес не удосужился сообщить Райнекеру о своем плане. Конечно, выбранная ими стратегия была ясна, но Кастигон даже не стал притворяться, что Железная Гвардия еще имеет какое-то значение в военном смысле.

— Какие будут распоряжения, полковник? — спросила Стрёмберг, перекрикивая грохот.

Многозначительный вопрос, даже понукающий. Фашу больше интересовало не то, какие приказы отдаст Иклаус, а то, способен ли он командовать вообще. Взглянув на нее, Райнекер снова повернулся к развертывающейся группировке Кровавых Ангелов.

Комиссар стояла, держа руки по швам. Ее болт-пистолет лежал в кобуре, по-прежнему плотно застегнутой.

«Значит, ты еще не вполне готова снять с меня полномочия», — решил Иклаус.

Что ему приказать? «Вперед, на смерть»? Какой еще есть выбор? Райнекер не знал.

При этом наступление не принесет им особой чести. Мордианцы ничего не добьются. Они просто выдвинутся вслед за космодесантниками, обратят лазвинтовки на хаоситов (если, конечно, кто-нибудь из солдат переживет свирепую бомбардировку с небес), никого не убьют и погибнут все до последнего.

— Полковник? — не отступалась Стрёмберг.

— Секунду, комиссар.

Нужно найти другой вариант. Отыскать способ совершить нечто значимое.

Иклаус напряженно осмысливал несуществующую дилемму. Осознание того, что время на исходе, мешало ему думать. Со всех сторон на офицера непрерывно обрушивался бред еретического проповедника, будто сам воздух Флегетона трансформировался в вокс-передатчик планетарных масштабов. Давление в висках нарастало.

Последние несколько минут гнев Райнекера постоянно усиливался. Началось это внезапно — его раздражение сменилось желанием атаковать. Полковник, однако же, не видел достойных целей. Даже на враждебную орду вряд ли стоило тратить боеприпасы: деградировавших жителей Флегетона и так стирали в порошок осколки распадающегося неба.

Прямо впереди Иклаус заметил источник своего возмущения и страха. Не все Кровавые Ангелы выступили из воронки — на прежнем месте остались три бронемашины, транспорт для безумцев. Их командир, Лемартес, неподвижно стоял в паре метров от техники. Там же находился Корбулон. Жрец как будто о чем-то просил капеллана.

Пульсация в висках стянула череп Райнекера дрожащим обручем. Ему пришло в голову, что оставшихся солдат может хватить для убийства одного космодесантника…

— Полковник? — вновь спросила Фаша.

Иклаус охнул и похолодел, вдруг осознав, что обдумывает предательское деяние против Адептус Астартес. По его коже побежали мурашки. Он постарался дышать ровнее, чтобы ничем не выдать комиссару своих мыслей.

Биение в висках еще усилилось. Райнекер негодовал на себя, на Стрёмберг за ее пытливость, на Лемартеса с его братьями за резню Железных Гвардейцев, на неизвестную силу, толкавшую его к изменническим идеям.

Он сделал вдох.

— Выдвигаемся, — сказал Иклаус.

— Следуем за Кровавыми Ангелами?

— Да. — Правый глаз офицера саднил, будто изнутри его кололи клинком гнева.

— И?..

— Что «и», комиссар? — набросился на нее Райнекер.

Зачем Фаша ведет с ним этот бессмысленный разговор? В нескончаемом грохоте разрывов сложно даже думать, не то что общаться вслух.

— И чего мы добьемся? — Стрёмберг как-то сумела подпустить в крик ледяных ноток. Она тоже сердилась.

— Того, что исполним приказ! — прорычал Иклаус. — Того, что до конца будем верны долгу! Того, что пойдем в бой, как положено мордианцам! Или вам этого недостаточно?

Хорошие слова. Полковнику следовало бы поверить самому себе, но он проклинал каждый звук, слетающий с его губ. Ненавидел правду, заключенную в этих фразах.

Комиссар дернула пальцами. Райнекеру захотелось, чтобы Фаша потянулась за пистолетом, хотя он еще не знал, смирится ли с казнью или выхватит в ответ личное оружие. Иклаус пришел в такое неистовство, что готов был либо погибнуть, чтобы спастись от гнева, либо высвободить его во вспышке насилия.

Стрёмберг скривилась, подавляя собственную ярость.