Эрхегорд. 3. Забытые руины - Евгений Рудашевский Страница 26

– Почему? – не понял я.

– Потому.

– Объясни.

– Шутки не объясняют.

– Ты понимаешь, что тут написано?

– Понимаю… Ну конечно, понимаю! Тут написано… – Гром широко раскрыл рот, обнажив темно-фиолетовые десны, зубы и язык: еще на подходе к дому он сжевал один из последних кубиков клюта. Застыв так, изобразил крик, потом стал шевелить губами, будто что-то говорил, но не издавал ни звука. Этим представлением окончательно меня запутал.

– Гром! Говори нормально.

– М-да… Я так понимаю, от яда даже великие умники тупеют.

– Если и так, то на тебя яд точно действует быстрее.

– Он что-то видит, – неожиданно сказал Тенуин.

Следопыт даже в доме не поднимал капюшон бурнуса. Смотрел на меня через бикуляры.

– В книге что-то есть? – спросил он.

– Что-то есть, – раздраженно ответил я. – Но я же говорю, прочитать не могу, потому что не знаю языка.

Теперь все уставились на меня. Миалинта, Гром и Теор смотрели с одинаковым недоумением.

– Что?.. Вы… – Я начал догадываться. – Вы ничего не видите?

– Тут чистые листы, – уже серьезно сказал Гром.

Склонился над книгой, перелистал, заглянул в начало и конец.

– Чисто… Ни одного знака. А ты…

– Я вижу надписи. Черные строгие буквы. Закругленные, с какими-то треугольниками…

– Это ворватоильский, – кивнул Тенуин.

– И ты?! – вскрикнул Гром. – И ты тут чего-то разглядел?

– Нет. Для меня страницы тоже пустые. Но если записи делал книжник, то, скорее всего, использовал ворватоильский, как на кумаранских свитках.

– Весело… – Гром еще раз перелистал книгу. Взял несколько листков на излом.

– Эти колбы, – произнес Теор. – Красные пытались как-то проявить написанное.

– Да, – согласился Тенуин. – Но не смогли.

– А мы смогли, – усмехнулся Гром. – Ну давай, хангол. Звание главного умника отвоевал, теперь читай.

– Я не знаю языка! – с негодованием повторил я.

– Я знаю. – Тенуин протянул мне чистый лист пергамента и перо в латунном футляре. – Переписывай буквы. Нужно понять, что тут спрятано.

В библиотеку заглянула Эрза. Сказала, что нам лучше уходить, пока никто из красных не вернулся. Мы показали ей книгу. Сказали, что задержимся здесь на какое-то время. Я постарался заверить Эрзу и остальных, что пока что нам бояться нечего, однако доказать это ничем не мог и только напомнил всем слова Тарха: тот говорил, что западню на зордалина, как правило, выдерживали до темноты. Эрзе такой довод убедительным не показался. Встречаться с мужем ей явно не хотелось.

Громбакх предложил взять книгу с собой и продолжить наши опыты где-нибудь в другом месте.

– Не стоит, – качнул головой Тенуин. – Пусть лежит здесь. Мы не знаем, что с ней произойдет, когда она окажется за пределами дома.

– Может рассыпаться? – догадался я.

– Не знаю. Но ее место – здесь.

– И что? – в нетерпении спросила Эрза.

– Дай нам час. – Я сел за стол, не желая терять ни минуты.

Эрза ответила не сразу. Кажется, готова была, не дожидаясь нас, увести своих людей подальше отсюда, но все же сказала:

– Час. Не больше. Феон отметит по солнцу. А мы пока выставим дозор. Будьте готовы, если что, сматываться отсюда по первой команде.

В дозор на крышу, откуда просматривались все подходы к дому Нитоса, а главное – сразу два квартала в сторону Дикой ямы, встали Нордис и Феонил. Эрза заняла позицию на крыше соседнего дома. Мы же остались в библиотеке изучать книгу.

С тех пор как мы оказались в Авендилле, Шанни не вошла ни в один из домов. Всегда оставалась на улице – ждала нас стоя, ни разу не присела. Даже ночь провела на ногах, и никто не знал, испытывает ли она вообще потребность в отдыхе, сне и еде. Мы были вынуждены пользоваться колодезными стойками Авендилла. Понимали, что брать воду из городских разливов опасно, но выбора у нас все равно не было. Поначалу боялись сделать первый глоток, а потом уже пили вдоволь, ни о чем не задумываясь.

– Мертвее не будешь, – сказал тогда охотник.

Каждый раз мы протягивали Шанни полные чаши, но она даже не пыталась их пригубить.

– Воды не просит. Еды не просит. Спать не хочет. Не жалуется, не скулит, – пробурчал Громбакх. – Кажется, я влюбился. Если выберемся, может, мне ее того – приголубить по-доброму?

Никто охотнику не ответил, и он продолжал:

– А дети-то какие будут! Не кричат, не капризничают. Лежат себе поленом – и прекрасно!

Громбакх нарочно говорил так, чтобы Шанни его слышала. Девушка никак не отреагировала на эти слова. Молча ждала, когда мы двинемся вперед. Я бы и сам хотел узнать ее историю: как она оказалась в Лаэрноре, почему там ходила с повязкой на глазах, почему говорила голосом Азгалики, однако понимал, что расспрашивать девушку бессмысленно.

Если в первый день о Шанни вспоминали чуть ли не каждый час – кто-нибудь непременно приставал к ней с вопросами, обсуждал ее внешность или поведение, то на второй день мы как-то совсем позабыли о девушке. Привыкли, что она движется тихой тенью, молчит, и вспоминали о ней не чаще, чем о содержимом заплечных мешков.

Когда мы зашли в дом Нитоса, Шанни вновь осталась на улице. Стояла там довольно долго, а потом вдруг последовала за нами. Этим порядком всех напугала. Пришлось даже отвлечься от книги. Мы с интересом следили за тем, как девушка идет по первому этажу, как подходит к стенам, осматривает их.

– Она что-то ищет? – тихо спросила Миа.

– Они идет в библиотеку, – заметил я.

Шанни в самом деле заглянула в библиотеку Нитоса. Какое-то время стояла на пороге, затем приблизилась к столу, где лежала раскрытая книга. Склонилась над набором перьев, бережно провела по ним рукой, после чего, к нашему разочарованию, вернулась назад, на улицу, и больше в дом уже не заглядывала.

– И что это значит? – Миалинта достала несколько перьев. Покрутила их в пальцах, будто могла подметить в них что-то особенное.

– Кому-то лесные черви проели весь мозг. Остались одни дырочки, и в них гуляет сквозняк. Вот что это значит.

– Очень смешно.

– А я не смеюсь.

– Время, – напомнил Тенуин.

Вернулись к столу. Сейчас было не до всех этих странностей в поведении Шанни.

Я кропотливо, постоянно сверяясь с оригиналом, перерисовывал буквы из книги, а Тенуин, получив несколько предложений, старался перевести их на долгий язык.

Едва увидев первые слова, следопыт подтвердил:

– Ворватоильский. Горный шрифт. Такой чаще используют на севере. В Восточных Землях он редко встречается.