И целой вселенной мало - Евгения Барбуца Страница 26

Оборотень встал рядом с дохисом, внимательно рассматривая нашу парочку. Давай, дорогой, поработай мозгами. Подумай, к чему может привести тесная дружба между мной и механиком.

– Змей, ты меня прости, я иногда палку перегибаю, – смущенно посмотрела на дохиса. – А язык вообще без костей, со страху болтаю всякую ересь. Но и ты пойми, я такого не заслужила. А на Каппелионе вовсе нервы сдали, ты себя со стороны не видел, когда за мной гнался. Я впечатлилась.

А Змей молчал.

Бросила жалобный взгляд в сторону медика. Лай просто обязан проникнуться всей искренностью моего желания помириться с дохисом. Ну, если не добрым и светлым воцарением мира во всем мире, то хотя бы жаждой собственного выигрыша он мотивироваться должен.

– Змей, мелкая старается, – пихнул его локтем в бок Лай.

А глазки так и блестят от предвкушения. Чую, не только жажда легкой наживы его так взбодрила. Это ж такой повод для подколок. Хорошо, хоть сейчас молчит, понимает, что начни он по привычке острить, как наш дальний родственник летающих ящериц обидится не на шутку. И тогда плакал выигрыш скромного наемного труженика.

– И ты меня прости, – замялся дохис. – Я… переборщил.

Лай одобрительно закивал. Так и виделось, как он мысленно лапки потирает.

Финиш! Попались! Осталось только решить, устроить пафосное представление или тихо-мирно озвучить жертве мой приговор?

– Мир? – спрыгнула с кушетки и подошла к Змею, протягивая руку ладонью вверх.

Надо же доиграть представление до конца.

Змей вновь окинул меня взглядом, наполненным сомнением. Похоже, недооценивала я его. Умный, зараза. Чересчур даже. Может, начал что-то подозревать?

– Мир, – схватил он меня за руку, притягивая к себе.

А должен был ударить в ответ по руке! Вместо этого он чуть наклонился и, глядя прямо в глаза, одарил мою конечность горячим поцелуем.

Проверяет реакцию. Оттого движения столь медлительны и оттого взгляд столь лукав.

Мое лицо не выражало ничего, кроме доброжелательной улыбки, до тех пор, пока он не лизнул чувствительную кожу на внутренней стороне запястья.

В голове взорвалась сверхновая. Просто взяла и взорвалась, очищая черепную коробку от ненужных мыслей. Куда-то исчезли сомнения и метания. Пропала реальность, остались лишь яркие вспышки прошлого.

…Огромный межгалактический дредноут – моя личная тюрьма. Чудовище, что являлось моим персональным надзирателем, сейчас стояло передо мной полностью обнаженным.

– Какая неожиданная встреча, – насмешливый взгляд.

Чужая насмешка в родных глазах. Это было бы больно, если бы не поглотившее меня отчаяние. Я смирилась с собственной судьбой. Вот только стоящий передо мной мужчина еще не знал, что не он хозяин моей судьбы.

– Авель. – Я склонила голову, признавая его власть над собой. На этот раз добровольно.

Это неожиданно легко сделать. Прекрасно осознавая, что склоняюсь перед ним в последний раз, я сделала это с особым усердием. Мой способ выразить презрение, скрыв его наклоном головы.

Почувствовала, как на родном до боли лице появляется улыбка торжества, ведь я сдалась.

Ему было важно мое добровольное согласие. За все время плена ко мне ни разу не прикоснулся никто, кроме него. Только он имел право карать и миловать. Но и тут он не выходил за грань, продолжая искать трещину в моем разуме.

Это изощренная игра, целью которой было мое падение.

– Инари, – подошел он, не стесняясь наготы. Я бы на его месте тоже не стеснялась такого тела. – Ты пришла в мои личные покои. Чего же желает маленькая Айра?

Я смотрела на него, задрав голову, и впервые в жизни протягивала руку врагу.

– Ты знаешь, – прошептала обреченно.

– Твое недоразвитое тело не может долго без инъекций? – взял он мою маленькую ручку и развернул ладонью вверх.

Его слова ударили прямо в цель. Процесс изменений еще не завершен, и я испытывала воистину страшные муки. Приступы случались редко, но даже в этом случае моему телу долго не продержаться.

И Авель это прекрасно понимал. На то и расчет.

– Ты желаешь уязвить его моим предательством. – Я наблюдала, как он склоняется к моей руке. – Желаю свободы от оков детской формы. Я не имею стойкости, чтобы вытерпеть реверсивные изменения.

Он посмотрел мне прямо в глаза, желая заглянуть в самую душу. Именно глаза выдавали его. Никогда ему не сравниться с тем, кого он так ненавидел.

– Я дам тебе тело, которого ты так желаешь, – поцеловал он мою ладонь. – Открой свой разум, маленькая Инари. – Его язык коснулся тонкой кожи на запястье. – Докажи мне свою лояльность.

Меня не передернуло потому, что силы давно покинули тело, оставив только холодную решимость. Я согрешу. Но грех мой будет иным.

Я словно раздвоилась. Одна часть меня наблюдала картину из прошлого, а другая с холодным расчетом думала, как бы поудачнее скрыть от дохиса собственную реакцию. Ведь каждый раз, когда я вспоминала эту сцену, мое лицо искажала гримаса отвращения, а руки начинали слегка подрагивать. Попробуй объясни потом Змею, что с таким лицом я не о нем думала.

Все, что смог выдать мой гениальный мозг, это переключение внимания. Я сделала шаг, убрала свою руку и впилась поцелуем в губы Змея.

Мне это было нужно. Все, что угодно, лишь бы задушить воспоминания о том, что произошло потом.

– Пусти! – взвизгнул чей-то голос.

Не мой.

– Цыц! – шикнул Лай. – Помешаешь им, я тебя лично в открытый космос выкину. Сейчас решается судьба двадцати тысяч кредитов.

После услышанного целоваться со Змеем как-то расхотелось. Вообще.

Глаза сами собой распахнулись, а руки уперлись в твердую грудь. Чужие объятия больше не привлекали, а попытка удержать вызвала лишь раздражение.

В это время за спиной у дохиса, в проходе во вторую каюту медотсека, происходило целое сражение между оборотнем и человеческим ребенком.

– Вот за это я и не люблю детей, – печально вздохнул оборотень, перехватывая маленькое тело поудобнее.

– Не смей меня трогать, грязный инопланетянин! – Девочка вывернулась из рук наемника и прижалась к стене. – Мой папа придет за мной!

«И куда только подевались ее любознательность и добродушие? – про себя подумала я. – Остались в разрушенном исследовательском центре или погибли от страха на корабле наемников?» – не успокаивался мой цинизм.

– Кажется, я тоже начинаю недолюбливать детей, – раздраженно вздохнул Змей, вынужденный отпустить сопротивляющуюся меня. Поскольку больше в дохисе нужды не было, дальнейшие объятия я считала бессмысленным занятием. Хотя, не спорю, что-то в этом было. Тепло тела? Или мужской запах?