Гнездо Феникса - Антон Платов Страница 26

На планете было темно.

Здесь, на границе Лесного Пояса, тьма не была абсолютной. Если выключить в рубке свет, то сквозь незадернутые обзорные экраны можно было различить стволы последних деревьев. Но эта полупрозрачная тьма была тяжелой, и сразу было понятно, что прямые лучи солнца не пронзали ее никогда…

Сумерки были странным и страшным миром. Возможно, самым странным из миров, открытых и освоенных человечеством за последние полторы сотни лет. Сумерки упоминались во всех астрономических энциклопедиях как планета с самой низкой скоростью вращения вокруг своей оси. В результате сумасшедшей выходки природы, обусловленной, вероятно, некими космогоническими законами, период обращения вокруг собственной оси у Сумерек был равен периоду обращения вокруг своего Солнца. Сумерки и их звезда образовывали такую же «заколдованную» систему, как Земля-Первая и ее естественный спутник – Луна. Вращаясь вокруг своего Солнца, Сумерки всегда оставались повернуты к нему одной и той же стороной.

Это наградило планету двумя дополнительными полюсами: помимо «классических» – Северного и Южного, отмечающих ось вращения планеты, Сумерки имели еще и Полюс Света – точку, где палящее Солнце всегда висело в зените, и Полюс Тьмы, где царила вечная ночь, а Солнце всегда было точно под ногами – в надире. Планета была похожа на два составленные вместе полушария, словно бы созданные разными богами: Восточное, где на камнях плавился алюминий, и Западное, скованное колоссальным ледником. И лишь тоненьким трехсоткилометровым ободком шла между двумя полушариями полоса Сумерек, где имелось даже подобие дня и ночи, и где, как это ни странно, смогла возникнуть и даже развиться до высших форм жизнь.

Именно эта полоса, давшая имя планете, и привлекла сюда людей – воздухом, по составу близким к оптимальному; средней температурой чуть выше ноля по Цельсию и, главное, уникальными месторождениями редких элементов. Впрочем, месторождения эти разрабатывались сейчас едва ли вполсилы: на самих Сумерках продукт их знаменитых копей находил мало спроса (здесь не было очень крупного производства), а доставленный в другие миры, этот продукт оказывался не настолько дешев, чтобы породить настоящую «золотую лихорадку».

…Андрей присел у окна кают-компании, слушая, как потрескивает, остывая, планетарный движок. Свет был приглушен, и в черноте окна неясными силуэтами проступали изгибы деревьев: этот бок корабля оказался обращен к лесу. Он так решил, еще выходя из прыжка вблизи планеты: никаких портовых гостиниц. Благо в этом мире еще достаточно диких мест. Ему очень не хотелось ни с кем разговаривать, да и страшновато было бросать корабль с грузом на сокрытом вечными сумерками полудиком космодроме этого затерянного в Галактике мира. А хотелось побыть одному; приготовить себе вкусной еды, посидеть у костра, выпить водки и подумать о том, во что вляпался.

Перелет был тяжелым. От Земли-Первой Сумерки отделяло больше половины диаметра Галактики. Восемнадцать прыжков. Андрей устал, но чувствовал, что гораздо больше усталости его гнетет мысль о том, что (впервые в жизни!) он работает не по собственной воле. Странное было у него настроение: не было ни злобы, ни обиды, но висела какая-то тяжесть на душе. И в то же время где-то очень глубоко внутри постоянно тренькал звоночек: новое, что-то совсем новое вошло в его жизнь. Он поддался этому настроению, еще подходя к планете, и, «свалившись» на один из второстепенных ее космодромов (смешная лексика бывалых пилотов, которая уже несколько лет как въелась ему в печенки, – «свалиться», «перевалиться»…), потратил лишь час на регистрацию и поход в магазин, после чего снова стартовал, чтобы уйти в это дикое место на западной опушке Лесного Пояса.

…Андрей усмехнулся, вспомнив этот симпатичный магазинчик – маленькую продуктовую лавку для хорошо обеспеченных людей, которым не нравится стандартный автоматизированный комфорт супермаркетов и огромный, но неизменный до отупения, выбор правительственных линий доставки. Консервы и замороженные продукты надоели ему за полторы недели перелета, и он зашел сюда, чтобы купить чего-нибудь свежего на ужин.

Лавка была обставлена в колониальном стиле: белые (под штукатурку) стены, деревянный прилавок, высушенные головы каких-то местных чудовищ над дверью.

Продавец, юноша лет девятнадцати, подскочил к нему, едва Андрей закрыл за собой дверь.

– Здравствуйте, сударь, здравствуйте! Что вам угодно?

– Мясо, – сказал Андрей. – Свежее, максимально близкое к земным млекопитающим. Что-нибудь получше.

Продавец заулыбался, поняв, что покупатель платежеспособен.

– Пожалуйста, сударь, филе кашгарота. Это лучшее, что вы можете найти на Сумерках. Охотники доставили зверя только сегодня утром, буквально час назад мы его разделали. Похоже, вы впервые в нашем мире… («Каналья!» – подумал Андрей.) Уверяю вас, это стоит попробовать! Вы будете потом рассказывать своим друзьям и… – хи-хи – подружкам, что ели самого кашгарота! Он экзотичен, и в то же время индексы белков и аминокислот настолько близки к…

– Хорошо-хорошо, – поспешил согласиться Андрей. – Покажите мне этого вашего… кашагрота.

– Всего?! – изумился продавец.

– Ну, хотя бы филе, которое вы мне сватаете.

– Конечно, конечно, – продавец снова заулыбался, метнулся к холодильнику, достал поднос с аккуратно разложенными на нем кусками бледно-розового, с каким-то сиреневым оттенком, очень нежного на вид мяса.

– Прошу вас.

– Это что, вырезка из ноги – ну, или как там у него конечности называются?

Похоже, продавец оскорбился:

– Сударь, у кашгарота нет конечностей. Это филе из…

– Хорошо, – Андрей снова прервал юношу: почему-то ему не очень хотелось узнать, из какой части этого зверя сделана вырезка. – Сколько стоит?

– Восемнадцать рублей килограмм. Уверяю вас, вы не найдете дешевле, при том что кашгарот свежайший, сегодняшней охоты.

– ОК. А сколько стоит кило синтетики?

– Говядина – рупь двадцать, свинина – рупь восемьдесят, – явно разочарованно ответил продавец.

Андрей вздохнул.

– Ну ладно. Дайте мне этого вашего… зверя… кусочек с полкило. А еще овощей каких-нибудь…

Филе кашгарота, или как его там, лежало сейчас в холодильнике на камбузе, утеснившемся между рубкой и кают-компанией. Андрей снова усмехнулся, встал, включил полный свет (незачем этому сумеречному лесу протягивать свои ветви-щупальца в его корабль, в его дом) – окно сразу потеряло прозрачность, стало черным пятном на серой керамической стене, – и пошел вниз, к тамбуру.

Ему всегда нравился этот звук – едва слышное шипение гидропривода внешнего люка, неизбежно предваряющее встречу с новым миром. Быть может, у других пилотов это воспоминание со временем стирается, но Андрей – пока, по крайней мере – очень хорошо помнил, как семь лет назад впервые в жизни сам провел этот корабль к иному миру и точно так же, как и сейчас, стоял перед внешним люком. Раздалось шипение гидропривода, вслед за которым отодвинулся люк, и он ступил на трап – под темно-сизое, с синим оттенком, небо его первого иного мира – мира Седой.