Заводная и другие - Паоло Бачигалупи Страница 26

— Нельзя заранее ставить крест на моей работе из-за одного только провала того проекта, «Океанских даров». Если водоросли отверждать правильно, их способность поглощать вращательный момент вырастет экспоненциально. Не важно, какой у них калорийный потенциал, — думай о промышленном применении. С моей помощью весь рынок хранения энергии будет твой, дай только время. Или хотя бы испытай прототип пружины, прежде чем примешь решение.

Андерсон входит внутрь. Фабричный грохот прогоняет воспоминание о последнем, отчаянном вопле Йейтса в защиту своей идеи.

Мегадонты с ревом тянут рычаги воротов, медленно вышагивая вокруг центральных валов — огромные головы опущены, хоботы волочатся по полу, ритмично лязгает упряжь. Эти существа, полученные генным взломом, — живое сердце главного движущего механизма, который передает энергию конвейерам, вентиляторам и всем машинам фабрики. Рядом в красно-золотых одеждах идут надсмотрщики — члены профсоюза, покрикивают на зверей и время от времени подстегивают их, заставляют гигантских, выведенных из слонов животных трудиться усерднее.

В дальнем конце завода поточная линия выплевывает только что скрученные спиральные пружины; те отправляются на технический контроль, а оттуда в отдел упаковки, где их раскладывают по местам и оставляют до никому не известного дня и часа. Когда в цех входит Андерсон, рабочие бросают дела и вдоль всего конвейера бежит волна ваи — друг за другом тайцы подносят сложенные ладони ко лбу.

Улыбаясь, подбегает Баньят, начальник отдела контроля, и тоже делает ваи.

Андерсон отвечает тем же, но более небрежно.

— Что с качеством?

Баньят снова улыбается:

— Ди кхап. Хорошо. Уже лучше. Идемте, я покажу. — Он машет рукой, и дежурный бригадир по имени Нам ударяет в колокол, приказывая остановить конвейер. — Тут кое-что интересное. Вы будете довольны.

Андерсон отвечает сдержанной улыбкой — вряд ли тот вообще может его чем-либо порадовать, — потом достает из сумки нго и протягивает Баньяту.

— Есть успехи? В самом деле?

Баньят, почти не замечая фрукт, счищает шкурку и кладет полупрозрачную сердцевину в рот. На лице — ни следа удивления, никакой необычной реакции. Проглатывает чертов нго не задумываясь — и все. Андерсон морщится. Фаранги узнают новости последними — так всегда говорит Хок Сен, когда на него накатывает паранойя и он думает, будто Андерсон хочет его уволить. Наверняка Хок Сен тоже знает об этом фрукте или, если спросить, сделает вид, что знает.

Баньят кидает косточку в кормушку мегадонтов и ведет Андерсона вдоль конвейера.

— Мы починили вырубной пресс.

Нам снова звонит в колокол, рабочие отходят от своих мест. По третьему сигналу погонщики-махуты ударяют мегадонтов бамбуковыми прутами, животные устало замирают. Конвейер замедляет ход. На дальнем конце фабрики скрипят и пощелкивают барабаны с промышленными пружинами — маховики нагоняют в них энергию, тот живительный сок, который запустит механизмы, едва Андерсон закончит проверку.

Баньят ведет Андерсона мимо поточной линии, мимо кланяющихся рабочих, одетых в бело-зеленые цвета своей гильдии, и отодвигает занавеску, сделанную из полимеров пальмового масла, — за ней открывается зал очистки. Здесь со сказочной расточительностью распыляют промышленное открытие Йейтса: результатом его случайного генетического изобретения покрывают спиральные пружины. Женщины и дети, заметив Андерсона, снимают маски с тройным фильтром и приветствуют своего кормильца почтительным ваи. По бледным от порошка лицам бегут дорожки пота, темная кожа видна только рядом с фильтрами вокруг носа и рта.

Андерсон с Баньятом проходят помещение насквозь и ныряют в зной разрезочного цеха. От нагревающих ламп исходит жар, в воздухе стоит резкий запах резервуаров, где выращивают водоросли со взломанными генами. Под потолком ярусами висят сушильные сетки, размазанная по ним масса из водорослей сочится водой, усыхает и чернеет, постепенно превращаясь в густую пасту. На взмокших от пота рабочих почти нет одежды — только шорты, майки и защитные каски. Ни сильная вытяжка, ни бешеное вращение лопастей вентиляторов не спасают — здесь как в печи. По шее Андерсона бежит пот, рубашка мгновенно намокает.

— Вот тут. — Баньят показывает на разобранный режущий механизм, который лежит у конвейера, и добавляет негромко: — Ржавчина.

Андерсон присаживается, рассматривает поближе.

— Я думал, мы проверяли на ржавчину.

— Это все соленая вода, — говорит Баньят, нервно улыбаясь. — Океан близко.

Андерсон с недовольным видом поднимает взгляд на сетки, с которых капает.

— Никакого прока ни от резервуаров, ни от этих решеток. Какой дурак решил использовать избыток жара для просушки водорослей? Энергоэффективность, чтоб ее…

Теперь Баньят улыбается растерянно.

— Так вы заменили резец?

— Теперь надежность — двадцать пять процентов.

— Вот как? Настолько лучше? — Андерсон небрежно кивает и делает знак ответственному за инструмент. Тот через весь зал кричит Наму. Снова звенит колокол, в нагревающие лампы и горячие прессы подают электричество. Андерсона резко обдает жаром, и он шарахается в сторону. Каждое включение этих приборов встает в пятнадцать тысяч батов налогов — столько «Спринглайф» послушно отстегивает в угольный бюджет королевства. Йейтс, конечно, ловко втиснул фабрику в госраспределение угля, но непременные взятки все же заоблачно велики.

Центральный маховик набирает обороты, механизмы под полом оживают, по зданию проходит дрожь, половицы начинают вибрировать. Словно адреналин по венам, по приводам пробегает кинетическая энергия — взрывное предчувствие силы, которая вот-вот запустит производственную линию. Возмущенно трубит и умолкает под ударом хлыста мегадонт. Стон маховиков превращается в вой и внезапно стихает — поток джоулей входит в движущую систему.

Главный по линии снова звонит в колокол. Рабочие подходят к режущим механизмам и выравнивают резцы: изготовление небольших двухгигаджоульных спиральных пружин требует особой тщательности. Чуть дальше идет скручивание — гидравлические стойки с шипением поднимают вверх вырубные прессы с только что отремонтированными прецизионными резцами.

— Сюда, пожалуйста, кун. — Баньят указывает Андерсону на зарешеченную кабину.

Колокол Нама звонит в последний раз. Приводы скрипят, приходят в движение. Андерсона на мгновение охватывает трепет. Рабочие приседают за защитными экранами. Из направляющих выползает проволока и тянется по горячим валикам. На металл ржавого цвета распыляют мерзко пахнущий реагент, а тот образует глянцевую пленку, к которой вскоре ровным слоем прилипнет Йейтсов порошок из водорослей.

С грохотом падает пресс. Андерсон представляет силу удара, и у него сводит зубы. Обрубленная проволока звонко щелкает, уходит за штору в зал очистки и через полминуты появляется вновь — уже бледно-серая, в пыльном налете порошка из водорослей. Горячие ролики передают ее дальше, в агонию последних мук формовки: металл станут скручивать туже и туже, истязая молекулярную структуру, затягивая в спираль. Нарастает оглушительный скрежет. На стягиваемую проволоку льется дождь из смазки и оставшейся от водорослей жидкости, брызги летят на рабочих и оборудование, затем сжатую пружину стряхивают с линии — теперь ее установят в корпус и отправят в отдел контроля качества.