Шанс милосердия - Сергей Станиславович Юрьев Страница 26

– Априм! – позвала она коллегу, как только переписала текст. – Забери на столе! Я пошла.

– Подвезти? – предложил тот.

– Извозчика возьму.

– Как знаете…

Но извозчика она решила не брать. Над городом уже нависли глубокие сумерки, стояла приятная тёплая погода, и до начала комендантского часа оставалось достаточно времени, чтобы дойти до дома неторопливым шагом. Второй день на службе в канцелярии великого сагана показал, что это никакая не синекура, и ей придётся непосильным трудом отработать каждый чикль своего жалованья. Всё было бы прекрасно, если бы не было так мерзко. Теперь и ей пришлось оказаться в шкуре прислужницы оккупационного режима. А ещё совсем недавно какое презрение она испытывала к каждому встречному в униформе Ночной Стражи или Службы Общественного Спокойствия, к любому сотруднику каких-либо иных властных структур. Больше всего её возмущало то, что подавляющие большинство из них были местными жителями. Теперь-то понятно, что в своей массе они так же, как и она, стали жертвами безвыходной ситуации, что у них просто не хватило мужества, чтобы сопротивляться или умереть, что они хотят лишь одного – спокойной жизни для себя и своих близких.

Можно сколько угодно искать себе оправданий, но, если задуматься – чем она рискует, кроме призрачного благополучия, свободы, которой всё равно нет, и жизни, которая никому не нужна и никому не интересна? Можно, конечно, выйти однажды на площадь Величия и закричать что-нибудь вроде «Долой оккупантов!», «Кетт не сдаётся!» или «Смерть Ашшурам!», развернуть над головой плакат соответствующего содержания. А толку что? Свои же сограждане сочтут её сумасшедшей и шарахнутся в стороны, только бы никто не подумал, что они имеют к ней хоть какое-то отношение. А потом её без лишнего шума сгноят в подвалах замка Ночной Стражи. С другой стороны, стоит ли цепляться за жизнь, в которой не осталось ничего, что доставляет радость, что дарит душевный покой, что придаёт ей смысл? Покойный профессор был последним человеком, к которому она испытывала привязанность, закрытый университет был последним и единственным местом работы, которая приносила хоть какое-то удовлетворение. А теперь ложь стала её профессией, единственным доступным ей способом выжить. Но, если подумать, то и бороться бессмысленно. Что она может? В прошлом году какой-то пожилой клерк, который несколько лет прилежно перекладывал бумажки в неком второстепенном ведомстве, облил себя керосином и устроил акцию самосожжения под окнами дворца Службы Общественного Спокойствия. А что толку? Ни газеты, ни радио даже не упомянули об этом событии. Не прошло и недели, как о нём все забыли…

Улицы становились всё более пустынны, и редкие прохожие ускоряли шаг, чтобы успеть забиться в свои норы до начала комендантского часа. Но Флора не спешила. В сумочке лежит новенькое удостоверение сотрудника канцелярии Великого сагана. Формально оно не давало права находиться на улице после полуночи, однако все знали, что на подобные нарушения, совершаемые государственными служащими, патрульные Ночной Стражи смотрят сквозь пальцы. Но всё равно лучше избежать встреч с ними, расспросов и предложений сопроводить. Лучше думать о чём-нибудь другом. Например, о легендарной Флоре Далл-Озирис, лежащей в алмазном склепе где-то там – в Тигриных горах, на склонах которых ещё скрываются повстанческие отряды. Только что-то о повстанцах этих давно ничего не слышно. Ещё лет десять назад в сводках с фронтов по радио то и дело звучали сообщения о вылазках отрядов мятежников – как правило, безуспешных. А теперь – нет. Тихо. Хотя даже сейчас, когда с момента оккупации прошло двадцать лет, люди иногда пытаются бежать в горы. О том, чем кончаются попытки такого рода, регулярно сообщает пресса: такой-то и такой-то приговорён к пятнадцати годам каторги за незаконную попытку проникновения на территорию особого горного района провинции Кетт. Но не всех же ловят. И если люди продолжают попытки оказаться на территории свободного Кетта, то как-то до них доходит информация, что он существует, что он продолжает бороться. Тогда, двадцать лет назад, страна была оккупирована молниеносно. Едва имперские войска перешли границу, над Катушшашем зависли сотни дирижаблей, выбросивших десант в самом центре города. Уже через час президент Адад Аддар подписал акт о капитуляции, но смирились с этим далеко не все. Конно-моторизованная армия рабсака Абу Шамаша прорвалась в горные районы, а потом к ней присоединились ещё несколько десятков воинских частей. Туда же, не дожидаясь, когда будет оккупирована вся территория государства, бежали сотни тысяч граждан, не желающих смириться с потерей Родины. По слухам, сейчас в долинах за Челюстью Тигра проживают до двух миллионов человек, и там даже есть заводы, производящие оружие, на склонах гор выращивают пшеницу и виноград. На всех перевалах воздвигнуты укрепления, столь мощные, что даже если Империя разгромит Федерацию, эта горная крепость может держаться десятилетиями – до тех пор, пока её защитникам будет хватать мужества и терпения. Но это всё слухи, которые вот-вот превратятся в легенду, такую же, как о Флоре Далл-Озирис, матери владыки Кроса, царя, при котором Кетт полторы тысячи лет назад обрёл наибольшее могущество. Как это в скрижалях Шумуна, жреца храма семи ипостасей Мардука, судьи богов: «И явился ей перед смертью Шамаш – Мардук справедливости, и изрёк он, что смерть ей ниспослана не по гневу богов, а затем, чтобы вернуть её к жизни в те времена, когда царство постигнут великие бедствия. И встретит она достойного мужа-воителя, и родит сына, который спасёт страну, вернёт Кетту былую гордость, воссоздаст из пепла его величие, вернёт ему уважение иных народов и внушит страх его врагам…»

Неплохо было бы, конечно, встретить достойного мужа-воителя. Сына, правда, рожать поздновато, но богам видней. Только вот в богов в последнее время мало кто верит всерьёз. Даже те, кто ещё изредка посещает храмы, смотрят на веру лишь как на признак благочестия и верности традициям…

Внезапно впереди на безлюдной улице показался одинокий чёрный силуэт, и Флора замедлила шаг. Что-то в этой фигуре внушало тревогу – человек двигался как-то напряжённо, и руки его были заведены за спину. Обычные припозднившиеся прохожие так не ходят. Они либо делают вид, что беззаботно и неспешно прогуливаются, либо явно куда-то спешат. А этот идёт какими-то странными зигзагами – от края тротуара до стены дома, как будто боится разминуться с идущей навстречу беззащитной женщиной. Она остановилась, когда незнакомец приблизился на десять локтей. Лица его по-прежнему не было видно. На фоне горящего за его спиной в конце улицы фонаря можно было различить, что он худосочен, что на голову его нахлобучена кепка. И ещё чувствовалось, что и сам он чего-то боится. Он явно что-то хотел сделать, но решиться на это было не так просто, как ему казалось. Но он решился…

– Умри, тварь! – неожиданно крикнул незнакомец и бросился на свою жертву, размахивая увесистым стальным прутом.

Флора метнулась в сторону, прижалась к стене и будто оцепенела. И в тот момент, когда опасный незнакомец занёс над её головой своё незамысловатое орудие убийства, раздался выстрел, затем ещё один. Незнакомца отбросило назад, а Флора закрыла лицо руками, чтобы не видеть того, что произойдёт дальше. Она стояла, вжавшись плечом в стену, и не смела оторвать ладони от глаз, пока чья-то твёрдая рука не легла не её плечо.