Штурмовик. Минута до цели - Алексей Цаплин Страница 26

Устину Борисовичу, в конце концов, дали совершить учебный прыжок с крыла «У‑2», который он забронировал под свою персону. Приземлился Бур немножко неудачно – случайный порыв у земли протащил его по поляне. В результате это несколько остудило его пыл спортсмена-парашютиста и послужило поводом провести неделю под присмотром Бородулина. Когда Устину Борисовичу случалось улизнуть, он прибегал к нам для того, чтобы поучиться у Толика собирать-разбирать и чистить ШКАС. При этом втихаря он высказал всё, что думает об оставшихся девяти прыжках, о садисте Чернове, о зануде начштаба и о том, что он будет занимать огневую точку в машине не для того, чтобы выпрыгивать из самолёта при первой же опасности. В смысле, что если правильно отбивать вражеские атаки, то надобность в парашютной подготовке отпадёт. В ответ Мишка предложил ему принести с кухни самую здоровую сковороду, чтобы Бур продемонстрировал, как он будет отбивать осколки зенитных снарядов, летящих в машину.

Ну а у «чёрных душ» появилась ещё одна головная боль – как поставить пулемёт, снятый с разбитого «Ила», на штабной самолёт.

Состав нашей боевой эскадрильи сильно поредел. Восстанавливать надо было все машины. Но если на моей «шестёрочке», «семёрке» Андрея и Юркиной «одиннадцатой» требовался небольшой ремонт, то у Сотника и Колосова аппараты надо «латать» капитально. Машину Якименко к тому же ещё предстояло забрать с поляны, где она осталась после аварийной посадки.

Бородулин забрал к себе «в поликлинику для опытов» Якименко со «сквозняком» в плече и Колосова. Серёга при неудачной посадке весьма чувствительно получил в правый бок топливным агрегатом и ручкой аварийного сброса. Черноглазый и подвижный как ртуть Сашка Пятыгин, пилот «двадцать третьего» «Грача» (ведомый Колосова), поселился в их компании после возвращения в полк. Из горящей машины его вытащили танкисты, у которых он затем провёл в гостях трое суток. За «потерянные» ресницы и брови Сашка заработал прозвище Палёный. Ребята хотели его назвать «Копчёный», но своей белобрысой внешностью и покрасневшей рожицей парень на «Копчёного» явно не тянул ввиду отсутствия признаков копоти как таковой.

По возвращении оружейника из санчасти Мишка вспомнил о строевой подготовке. О той самой строевой подготовке, которую обещал Храмов, когда Толик пытался отбиваться от Бородулина и от визита в санчасть. А если этот момент вспомнил инженер-лейтенант, то майор, командир полка, точно не забыл. И может припомнить в самый неподходящий момент. Вот ребята и устроили «армейский гэг».

Дождавшись, когда Храмов зайдёт на КП, Мишка встал снаружи почти возле самой дощато-тканевой стенки и начал командовать Толиком.

– Сержант Горшнев! – кричал строгий командир.

– Я! – надрывал себе глотку его подчинённый.

– Ко мне! – следовала команда, и Толик срывался с места. За три-четыре метра до своего командира он переходил на шаг и докладывал, приложив правую ладонь к пилотке:

– Товарищ, инженер-лейтенант! Сержант Горшнев по вашему приказанию прибыл!

– Вольно. Можете быть свободным! – кричал Мишка.

– Есть! – орал в ответ Толик.

Он отходил от своего строгого начальника метров на десять, и всё начиналось заново.

Хватило четырёх раз выполнения этого «смертельного номера под куполом цирка», после чего он был отменён по требованию публики.

– Салихов! Вам что, заняться больше нечем? Что вы тут за представление устроили!

– Товарищ майор, разрешите доложить? Выполняем ваше указание по отработке строевой подготовки.

Мишка – сама невинность. Я не я, и лошадь не моя. Мне приказали – я выполняю.

– Марш отсюда к чёртовой матери в капониры. Целые машины наперечёт, а они тут дурью маются!

– Есть! – одновременно радостно козырнули «чёрные души» и умчались в свои «мастерские» заниматься реальным делом. Приказ, который Храмов отдал сгоряча, можно было считать отменённым.