Мертвая долина. Том первый - Александра Лисина Страница 26

– Откуда идете? – деликатно поинтересовался нашим прошлым господин Ридолас, когда скатерть подмели почти подчистую, а циркачи с удовлетворенными вздохами убрали тщательно облизанные ложки. – Давно на дорогах?

– Нет, – пробурчал Мейр, уписывая за обе щеки приличных размеров бутерброд. Кстати, тоже – мое новшество: раньше местный народ понятия не имел, как удобно сочетать свежий хлеб с запеченным мясом и овощами. Не слишком полезно, правда, но им понравилось. А когда я нарезала их в специально вытащенное блюдо, даже гости одобрительно закивали и в почти торжественной обстановке умяли все до последней крошки. – С месяц всего, да и то – по необходимости.

– Вот как? – сдержанно удивился господин Ридолас.

– Да. Если бы не деда…

Я строго посмотрела на «брата», и он послушно закрыл рот, снова занявшись бутербродом. Рорн с Деем тоже сделали вид, что ни при чем, и разговор сам собой забуксовал. Правда, спустя пару минут хозяин балагана все же не вытерпел и снова спросил:

– Так почему вы вышли на дорогу? Я так понял, вы не учились этому специально?

– Да у кого им учиться? – проскрипел Родан, возвращая мне пустую тарелку. – Кто ж на деревне такую науку знает? Просто Мер у нас всегда был сильным – Айд при рождении его статью не обидел, да еще в кузне немало постучал. Думали даже, по отцовским стопам пойдет, да вот… не свезло. И мне вместе с ним. А Гайку всегда зверушки любили. Особенно вот этот… дикарь лохматый… как прибился из лесу, так и не уходит. Гайка ему заместо кормилицы стала, вот он и делает все, что она ни попросит.

Господин Ридолас удивленно покосился на задремавшего у моих ног хварда.

– Из лесу?

– Волчьих он кровей, – неохотно кивнул Родан. – Дикий совсем. В кого уж именно уродился, про то не ведаем. Видно только, что глазищи хищные, да шкура крепкая. А уж откуда такая помесь взялась – один Айд знает. Но людей не чурается. Не кидается без спросу. Значит, не совсем волкарь. Да и нас худо-бедно признает. Так что думаю, что помесь. Не зря его к людскому теплу завсегда тянет.

Лок тихонько заворчал, не слишком обрадовавшись, когда услышал свою полуправдивую «легенду», но я ласково потрепала его за мохнатые уши, и он тут же успокоился.

– Вона, – странно хмыкнул Мейр. – Видали, чего творит? Какой бы волк человека к себе подпустил? А этот пускает. Правда, только Гайку.

– Он хороший, – улыбнулась я, поглаживая присмиревшего хварда. – И очень умный.

– Главное, послушный, – из вредности поддакнул миррэ. – Если б не это, вряд ли бы мы его с собой взяли.

Господин Ридолас снова выразил вежливое удивление.

– А почему вы вообще ушли из дома?

Мы дружно помрачнели и переглянулись.

Труппа переглянулась тоже, хотя и совсем иначе. Но в Невироне практически не было случаев, чтобы из деревень уходили по доброй воле. Мало кто променял бы теплый дом на вечно клубящуюся пыль под ногами, если бы не большая нужда. Безнадежных романтиков и в большом-то мире не слишком много наберется, а уж тут… думаю, у них у каждого было о чем рассказать. И у каждого имелась своя невеселая история. Ведь долина, какой бы она ни была благоустроенной и как бы хорошо в ней ни жилось большинству, все равно населена обычными людьми. Простыми смертными. А людям всегда свойственна и жадность, и зависть, и жажда стяжательства… в этом невиронцы ничем не отличались от жителей Валлиона или моей далекой родины. Поэтому ничего удивительного в нашей реакции не было. Думаю, если бы тот же самый вопрос я задала соседям по опушке, то услышала бы немало грустных подробностей.

Вокруг костра сгустилось тягостное молчание.

– Прошу прощения, – запоздало осознал свою бестактность господин Ридолас. – Ничем не хотел вас обидеть.

– Да мы не обиделись, – вздохнула я, рассеянно теребя замершего от счастья хварда. – Просто… боюсь, в каком-то роде это моя вина, что нам пришлось покинуть родной дом.

– Почему ваша?

– Господин Дул, я – не знатная дама, чтобы называть меня на «вы», – грустно улыбнулась я. – Гайка, она и есть просто Гайка. И ничего больше. А уйти нам пришлось потому, что… знаете, у нашего старосты вырос довольно неприятный сын…

Господин Ридолас понимающе хмыкнул. Но тоже – невесело. И совсем-совсем не насмешливо.

– Боюсь, твоя история не нова.

– Не сомневаюсь, – снова вздохнула я, стыдливо опустив взгляд.

– Наши девочки тоже успели хлебнуть горя досыта. Поэтому тоже здесь. И тоже ищут свободы.

Я украдкой покосилась на танцовщиц и искренне удивилась, подметив в глазах белокурой пышки неподдельное сочувствие. Кажется, Дул прав – в такой стране, как Невирон, молодые женщины ценились. Вернее, они ОЧЕНЬ ценились, но лишь с той позиции, что каждая из них могла в любой момент стать матерью откупного ребенка… а если она к тому же сирота, и если некому за нее заступиться… для каждой деревни такая девчонка – настоящее сокровище. Причем бесплатное, безотказное и ужас какое выгодное. За таких держались, как за единственное спасение, кормили как на убой, следили, чтобы, не дай бог, не захворали. Холили и лелеяли, следя за тем, дабы даже пальчик не прищемили. Но зато и доля у них была незавидной: рожать, рожать и еще раз рожать. От совершенно незнакомых мужиков, которых им приводили каждый год, как кобелей на случку. А если вдруг оказывалось, что женщина бесплодна, то участь ее становилась еще печальнее: едва она старилась и переставала приносить деревне пользу, никчемную пустышку быстренько отдавали Сборщикам.

Ничего себе размен, да?

Я тяжко вздохнула: вот и еще одна причина, по которой я не могла покинуть Невирон. С этой порочной практикой нам еще предстояло что-то делать. Но что ты сделаешь, если этим живет вся страна, от мала до велика? Если эта жуткая правда даже большинством женщин воспринимается как норма жизни? Лишь жалкие единицы вроде сидящих напротив девчонок рисковали идти наперекор традициям и сбегали в полную неизвестность; единицы бросали уют родной (или неродной) деревни, наотрез отказываясь превращаться в родильную машину. Тогда как основная масса вполне довольствовалась ролью свиноматки и охотно жирела на дармовых харчах, время от времени раздвигая ноги перед теми, на кого укажут.