Корвус Коракс  - Лев Гурский Страница 25

– …Больно тебе?

Звуки вернулись ко мне вместе с ярким электрическим светом. Душная темнота рассеялась – это был плюс. Я не валялся на полу, а сидел, и не на табуретке, а в кресле с высокой деревянной спинкой и удобными подлокотниками. Еще два несомненных плюса.

Дальше, к сожалению, пошли минусы: у меня болел затылок, ныло правое колено и правое плечо, а еще я не мог пошевелить руками и ногами – похоже, к креслу меня привязали надежно. Надо мной склонилась черная матерчатая маска вместо лица. Еще три фигуры – тоже без лиц и в камуфляже – подпирали ближайшую стену.

Место, где раньше стоял шкаф с клеткой-тайником, я без труда опознал по желтому выгоревшему прямоугольнику на обоях и куче старых книг, брошенных на полу. Вероятно, кроме того шкафа, из комнаты вынесли что-то вроде комода и пяток стульев. Взглянуть на потолок я не мог, хотя резкие тени от лампочки подсказывали мне, что не так давно комнату могла украшать еще и люстра.

На мою беду, те четверо явно интересовались не краденой мебелью и даже не бывшей люстрой. Они интересовались мной.

– Больно? – повторила маска. – Учти, это только аванс. Ну, в смысле, по-русски, задаток. Готовься, скоро еще наваляем.

– Почему? – кротко удивился я.

Нехорошо, конечно, влезать в квартиру мертвеца, но эти четверо тоже не были похожи на близких родственников усопшего. Думаю, прав находиться здесь у них было столько же, сколько и у меня.

– Па ка-ча-ну! – огрызнулась маска злым фальцетом. – Вопросы здесь задаю я, а всякие там фрики, в смысле лохи, должны мне отвечать. Понял? А ну говори, ты кто такой? Зачем сюда явился? Чего ищешь?

Жизнь напоминает ледяную горку. Ты только что был наверху, а через мгновение катишься вниз на пятой точке. Еще час назад допрашивал ты, а сейчас – какая ирония! – взяли в оборот тебя самого. Но вместо конфет ты уже получаешь конкретно по голове.

Однако деваться некуда: раз настаивают, надо ответить.

– Фамилия моя – Бучко, – послушно доложил я. – Зовут Илья Владимирович. Продаю страховые полисы. Зашел узнать, не пожелает ли хозяин квартиры застраховаться от стихийного бедствия или несчастного случая. Хочу предложить очень выгодные условия…

– Че ты несешь, даун тупой, какие условия? Он уже дуба дал!

– Правда? Очень, очень сожалею. – Я соорудил на лице гримасу фальшивой скорби. – Значит, я опоздал, приношу соболезнования. Что ж, тогда мне придется уйти. Вы меня только развяжите, а провожать не надо, не трудитесь, выход я и сам как-нибудь найду.

Там, где сложносочиненное вранье дает сбой, простенькая уловка, наоборот, может неплохо сработать. Но сейчас был не тот случай. Вместо того чтобы развязать, меня обыскали.

И почему я не вышел из дома в старом пиджаке? Зачем надел новый? Моему карману сейчас бы очень пригодилась прореха, через которую удостоверение ФИАП обычно проваливается глубоко за подкладку. Но в новом пиджаке никакой прорехи, увы, нет. Видно, Фортуна, честно нянчившая меня весь день, решила немного передохнуть.

Чужие пальцы легко обнаружили и быстро извлекли из моего кармана документ. Ох, чувствую, сейчас грянет буря!

– «Федеральная инспекция по авторским правам. Ломов Иннокентий Викторович»… Так ты не Бучко! И не страховщик! – Меня тут же наградили ударом по уху. По счастью, тип в маске драться не умел, и оттого получилось не очень больно. – Ты муму гнал! А ну колись без балды, какого хрена ты здесь? Не скажешь – будем тебя гасить форева! В смысле, по-русски, пока ты копыта не отбросишь!

Страшной угрозе я не очень поверил. Судя по голосу, маска вряд ли старше меня, а пожалуй и помоложе. Думаю, парню от двадцати до двадцати двух максимум. В таком возрасте понтов всегда больше, чем реальных полномочий, – это уж я по себе знаю. Будь ты из органов, будь ты из мафии, один черт: до лицензии на убийство надо дорасти. Пока твой потолок – лицензия на десяток ссадин и пару выбитых зубов. Что тоже, конечно, неприятно.

– Ладно-ладно, – сказал я, – не надо гасить, зачем такие крайности? Вы меня раскрыли, признаюсь: я не полисами торгую, я из ФИАП. И для авторского права, чтоб вы знали, без разницы – живой человек или мертвый. Мы работаем со всеми. Если, допустим, кто-то из вас сегодня напишет песню, а завтра, например, сиганет под поезд, мы будем защищать ваши имущественные права до 2061 года. Видите, как удобно! Вы давно в гробу, а денежки идут…

– А он тоже, что ли, песни сочинял? – злобно-недоверчиво спросила у меня маска. – Ну этот, здешний хозяин в смысле?

Жаль, что я ничего не знаю о владельце ворона. С другой стороны, и эти четверо, похоже, о нем мало что знают. Выходит, наши шансы примерно равны. Теперь главное врать убедительней, с деталями.

– Еще как сочинял! – горячо откликнулся я. – А как же иначе? Он только этим и занимался. Хиты минувших лет – все его.

– Какие хиты? – не отставала от меня маска.

– «Валенки», например.

– А еще какие?

– «Позови меня с собой», «Чунга-чанга», «Варьете».

– Еще?

– «Подмосковные вечера», «Жил-был я», «Поручик Голицын».

– Еще?

Ну сколько можно, изверг? Я уже наврал на хороший ретроальбом.

– «Есаул-есаул», – второпях брякнул я. Это была грубая ошибка.

Бац! Мне с размаху влепили по правой скуле. А затем, для равновесия, добавили и по левой. Бац! Эх! Парень, похоже, входит во вкус. Но если ты не умеешь драться, твоему кулаку почти так же больно, как и моему лицу.

– Попался, сучонок! – завизжала маска, тряся ушибленной об меня рукой. – Он опять пургу метет, вы въехали? Свистит нам, баки заливает! «Есаула» живой Газманов сочинил, мы-то знаем! А он, бля, думает, все вокруг него такие лузеры… ну, то есть в смысле, говоря по-русски… по-русски…

В воздухе повисла нехорошая пауза. Мой мучитель встряхнул головой, словно конь, отгоняющий приставучего слепня. Казалось, он пытается свериться с каким-то образцом внутри себя, но память дает сбои и нужный образец как назло все время выскальзывает.

Когда мне было лет восемь, я любил комикс «Ваня Запоминалкин». Там молния ударяет в третьеклассника, и на него, как на птиц, начинает действовать обычная шрайб-команда. Теперь Ваня сам себе носитель: он запоминает все подряд, в любых количествах, но пользы от этого ему никакой. Информация лезет из головы в неподходящее время, как тесто из квашни. А вот когда ему что-то нужно позарез, он не в силах вспомнить даже детский стишок.