Москалёв. Новобранец космической пехоты - Игнат Коробань Страница 25

— Дурачком прикидываешься? — лицо капитана выражало такую злобу, которую я наблюдал только однажды в детстве в зоопарке, когда дразнил гориллу, пока бубушка отвернулась, чтобы поговорить со знакомой старушкой. — Ну, ладно. Я тебя сейчас точно дурачком сделаю.

С этими словами он отстегнул от пояса наручники и бросил их на стол.

— Девки тебя узнали, — сказа он уже тихо, — так что всё. Конец. Дезертирство, угон, разбой, похищение. За всё, что натворил, получишь лет двадцать. Я тебя в порошок сотру.

Ага. Как же. Не могли они меня узнать. Врёшь, собака.

Я удивился своим мыслям. Мне нравилось служить и я никогда до этого момента не думал об офицерах, да и вообще о людях в форме, в подобно манере. Употребить в адрес офицера слово «собака» для меня было чем-то новым. В адрес офицера полиции, конечно, но всё же офицера.

— Колись, если хочешь скидку получить! — что было сил крикнул он мне в ухо.

— Виноват, господин капитан, — чётко отрапортовал я. — Я не понимаю, о чём идет речь. Мне неизвестно ни о каких девках. У нас в полку вообще нет женщин.

— Ну ладно, — капитан снова перешёл на спокойный тон. — Сейчас я тебе сделаю.

Он сел за стол напротив меня, достал из папки бланк протокола и начал вписывать в него мою фамилию, звание и прочие установочные данные.

— Дата рождения, — спросил он не отрываясь от писанины.

Я назвал дату своего рождения.

— Место рождения.

Я назвал.

— С какой целью совершил угон транспортного средства? Покататься захотел? — этот вопрос он задал, глядя мне прямо в глаза.

— Виноват, господин капитан. Я никогда в жизни не делал ничего подобного. И я не понимаю, почему вы спрашиваете меня об этом.

— Встать! — опять заорал капитан.

Я встал по стойке смирно.

— Кру-гом!

Я повернулся лицом к двери.

Шарах!

Он снова саданул дубинкой по толу. Я вздрогнул.

— Когда договорился с Худовским?

— О чём? — спросил я.

— Сам знаешь о чём! — рявкнул полицейский.

— Никак нет, — ответил я. — Не знаю.

— Сидеть!

Я снова повернулся к нему лицом и сел на стул. Так продолжалось ещё с полчаса. Капитан то орал на меня, то принимался писать в протоколе, занося в него мои показания. Наконец, написав последнюю строчку, он сказал:

— Ну, ладно. Сам виноват. Читай и расписывайся, — и протянул мне исписанный с двух сторон бланк протокола.

Я пробежал глазами по тексту. Никуда не ходил, ничего не угонял, никого не бил, никакого письма не бросал, спал в казарме. Я взял авторучку и поставил в протоколе свою подпись.

— Ну вот, — сказал капитан, убирая протокол в папку. — Теперь пеняй на себя.

С этими словами он встал, сунул под мышку папку с дубинкой и направился к двери.

— Сидеть здесь, — бросил он через плечо и вышел из кабинета, закрыв за собой дверь.

Я остался один и у меня появилось время собраться с мыслями. Полицейский капитан обвинял меня во всём подряд, в том числе и в сговоре с Худовским, чего в принципе не могло быть. Это говорит о том, что копы понятия не имеют, какую роль я играю в этом деле. Капитан просто пытался меня запугать, надеясь, что я сам во всём признаюсь. Разумеется, если мне вообще есть в чём признаваться. Никаких следов в машине я не оставил, опознать меня ни тот чувак с зелёным гребнем, ни его девчонки не могли, камера у полицейского участка моё лицо тоже не зафиксировала. Против меня ничего нет, кроме моей фамилии в жалобе. Но имя написано неправильно. Собственно, формально я был чист. Выходит, меня допрашивали просто для галочки.

Через дверь я расслышал приглушённые крики второго полицейского офицера. Худовского ещё допрашивают. Неудивительно. В отличие от меня, против него улики есть. Хоть и косвенные, но всё же. За него уцепятся мёртвой хваткой.

Я просидел так минут двадцать. Криков больше не было слышно. Наконец в дверь вошёл второй офицер. Этот был лейтенантом. Я встал. Он махнул рукой, давая понять, что мне можно сесть. Я сел. Он тоже уселся напротив меня, положив свою папку перед собой.

— Игорь, — проникновённо начал он, глядя мне в глаза. — Дело очень серьёзное. Пострадали люди. Совершена куча преступлений. Я вижу, что ты неплохой парень, поэтому хочу помочь тебе. Надо чтобы ты рассказал всё, как было на самом деле.

Я отметил про себя это «Игорь». Добрый полицейский решил, что обращение к военнослужащему по имени поможет втереться в доверие. Наверное, с каким-нибудь гражданским лопухом это могло сработать, но я уже привык к уставному обращению, тем более со стороны офицеров, поэтому подобный подход меня только позабавил. Я ответил:

— Так точно, господин лейтенант. Я готов ответить на любые вопросы.

— Вот и хорошо. Теперь расскажи, что ты делал этой ночью, а я подумаю, как тебе помочь.

— Этой ночью я спал, пока нас не разбудили по тревоге и не вывели на плац, — сказал я, глядя ему в глаза.

— Ну хорошо, — вздохнул полицейский. — А вот что ты говорил про перевод в другую часть? Ты отказался переводиться, да?

— Так точно. Меня хотели перевести куда-то, точно не знаю куда, но я сказал, что мне нравится эта часть и я хочу остаться здесь.

— А кто тебе предлагал перевестись? Дядя?

Полицейский был сама доброта. Его глаза светились участием.

— Никак нет. Командир полка.

— А почему он тебе предложил перевестись?

— Не знаю, господин лейтенант.

Полицейский помолчал. Потом достал из папки бланк протокола и склонившись начал писать в нём, заполняя строчку за строчкой. Я молча смотрел на него. Спустя несколько минут он поднял голову и спросил:

— А как ты относишься к службе в хозяйственном взводе?

Я ответил не задумываясь:

— Я готов служить там, где прикажет командование и верховный главнокомандующий Лао.

Ежу понятно, что это была провокация. Полицейский не мог перевести меня в другое подразделение. Ему просто надо было проверить мою реакцию на возможный перевод.

— Что ж. Прочитай и распишись, — он протянул мне протокол.

О переводе в хозяйственный взвод не просил, готов служить в любом подразделении, в сговор с другими военнослужащими не вступал. Я согласно кивнул и подписал второй протокол.

— Пока всё, — сказал коп, пряча протокол в папку. — Можешь идти в своё подразделение. Когда понадобишься, тебя вызовут.

Встав, я отдал честь и вышел. Я направился было к лестнице, чтобы спуститься на первый этаж и выйти из здания штаба, но остановился. Мне навстречу двое полицейских вели моего дядьку. Увидев меня, он вскричал: