Девять жизней - Елена Шолохова Страница 25

– Антоша, ты меня очень пугаешь, – как-то жалобно сказала вдруг мама, выдернув меня из раздумий. Последние три дня, в перерывах между очередными обследованиями и осмотрами, я только и делал, что вспоминал и думал, думал и вспоминал. О голосах, звучащих в голове, я больше не заикался и вообще отказался от своих слов.

В конце концов мой лечащий врач сообщил, что мне несказанно повезло, «поскольку молния не прошла через сердце или мозг и не повредила клетки, передающие электрические импульсы, хотя… последствия могут проявиться и позже, так что…» А что «так что» – не уточнил.

Мама забрала меня из больницы, и половину пути мы ехали молча. Я снова задумался. А именно: второй день пытался выстроить свои новые воспоминания в некое подобие хронологической цепочки, потому что вспомнилась мне не только жизнь в английской провинции – в памяти всплывали эпизоды, весьма разбросанные во времени и географии. Я так ушёл в свои мысли, что не сразу среагировал.

– Очень пугаешь, – повторила мама.

– Чем же? – удивился я. Все эти дни у меня ни разу не случалось приступов и срывов. Да я сроду не был так спокоен, как сейчас! То есть я, конечно, тревожился и нервничал, да и до сих пор пребывал в потрясении, но эти эмоции были совсем другие, они не лишали меня способности здраво рассуждать и владеть собой. Даже, скорее, наоборот. И ещё. Я больше не чувствовал себя тем, кем чувствовал раньше, до удара молнией. Хотя прекрасно знал, что я – Антон Белов, шестнадцати лет от роду, но… теперь мне казалось, что это лишь маска, видимость, за которой скрывается совсем другая личность. Настоящий я. Нет, не совсем верно. Бедняга Антон – это тоже, конечно, я, но он будто стал лишь одной, ничтожно малой частью моей личности. Я чувствовал себя опытнее, мудрее, сильнее, причём намного. Хотя мне самому было трудно это до конца осознать и принять. Так что о том, чтобы посвящать в это других, и речи идти не могло.

– Ты очень изменился. Я совсем не узнаю тебя, – встревоженно сказала мама.

– Я просто устал, – пожал я плечами.

– Но ты раньше никогда не подпускал к себе незнакомых людей.

– Я стал старше. И понял, что все эти страхи ирраци…

Так, стоп! Это совсем не те слова, которые могут успокоить мать и заставить её поверить, что с сыном всё в порядке.

– Мам, просто я учусь держать себя в руках. Иногда это получается.

Поверила она или нет – не знаю, но больше ни о чём таком не спрашивала.

Дома меня окружили удвоенной заботой, сто пятьдесят раз спросив, не хочу ли я чего.

– Мне нужен выход в Сеть, – попросил я родителей, и те воззрились на меня так, словно я несу какую-то несусветную чушь.

– Зачем?! – воскликнули оба.

Мне-то хотелось, конечно, порыться во всевозможных архивах. Отыскать какие-нибудь сведения о тех людях из прошлого, чьи имена крутились в голове. Но родителям стоило преподнести повод более земной и убедительный.

– Так для учёбы же! В Сети столько информации! Всё что хочешь можно найти. И время сэкономить. К тому же там, Маша говорила, тестов полно, по всем предметам, можно самому себя проверять…

Вообще, я не знаю, насколько важными для родителей были мои школьные успехи. Отец на эту тему всегда отмалчивался. Мама же твердила одно: главное хоть как-нибудь вытянуть девятый класс – и всё. Такая вот и у меня сложилась установка: как-нибудь.

В душе, может, мама и мечтала иметь сына-отличника, по крайней мере, моими четвёрками-пятёрками за сочинения и диктанты гордилась неимоверно, но за плохую успеваемость по прочим предметам ни разу не упрекнула. А я и рад был. Литературу я любил с ранних лет, потому что читал запоем. С русским как-то само всё получилось. Правила я не запоминал, но интуитивно чувствовал, как надо писать. На этом и выезжал с успехом. С остальными предметами необходимо было напрягаться, а это мне всегда давалось нелегко. Да и, раз не требовали, не хотелось и стараться. Но, как ни крути, учёба – самый что ни на есть весомый аргумент. Родители посовещались меж собой и на другой день порадовали меня не только выделенной линией, но и новеньким ноутбуком. Однако Интернет-сёрфер из меня пока был никудышный и поспрашивать было особо не у кого. Но это дело времени. Мне хотелось отправиться бороздить Сеть прямо в тот же день, но родители не дали, то есть мама, а папа всегда с ней заодно.

– Антоша, милый, тебе отдыхать надо! Врачи же сказали…

Мама у меня хоть внешне и мягкая, и ласковая, а переубедить её невозможно – кремень. Ну или почти невозможно, так что я и спорить не стал. Благоразумно сдался и весь вечер слонялся без дела, надеясь, что завтра наверстаю упущенное, пока родители будут на работе. В школу идти не надо было – до конца недели мне законно позволили прохлаждаться дома.

Ночью не спалось. Да и как тут уснёшь, когда в голове точно калейдоскоп какой-то? Некоторые образы представали чётко и ясно, другие – наоборот, расплывчато и тускло. Но до чего увлекательно было выуживать их откуда-то из самых недр этой странной штуки, что зовётся памятью, перебирать, раскладывать, рассматривать! Эдакое путешествие по прошлому.

За эти дни из разрозненных лоскутов всё же удалось составить хронологическую ленту.

Первые мои воспоминания относились, пожалуй, к XII веку. И тогда родиной моей была Древняя Русь. Сам я служил в гриднях ^[38] у князя новгород-северского Игоря Святославича, того самого, что на половцев ходил. Звали меня Белым. Почему? Поди упомни. Может, за светло-русые кудри, что на солнце выгорали и становились белёсыми, может, ещё по какой причине. Однако есть о чём призадуматься: тогда – Белый, сегодня – Белов. Ведь неспроста? Но больше толком ничего не вспоминалось: образы были размыты, и отчётливо рисовалась лишь гридница – бревенчатый терем в два этажа, за ним десятиметровая каланча, вокруг двор, мощённый булыжником и обнесённый высоким частоколом.

В следующей жизни я вспомнил себя моряком-турком на торговом каботажном ^[39] судне. И звался я тогда Тезер Бейаз. В эпохах могу путаться, но, судя по ощущениям, то был век XV, причём вторая половина. Как раз в то время негоцианты редко осмеливались покидать пределы владений Османской Империи ^[40]. Высокая Порта ^[41] строжайше запрещала вывозить в чужие земли многие товары, да и те, что под запрет не попадали, облагались зверской пошлиной. Но главная беда – налёты каперов, вот и приходилось купцам кружить по Средиземноморью от одного портового города до другого. И пусть плавание обычно не было долгим, я помнил, как всякий раз радовался возвращению домой. Казалось, я так и видел, как на горизонте появлялась полоска суши – полукруглая бухта, над которой царственно и гордо возвышался прекрасный Константинополь. Как солнце прощальными золотыми лучами скользило по стенам крепости и башням. Как в пурпурном закатном мареве проступали острые шпили по четырём сторонам круглого купола главной мечети города, которую ещё совсем недавно поверженные византийцы именовали собором Святой Софии. Да, определённо это конец XV века.