Крымская война. Попутчики - Борис Батыршин Страница 25

IV

Османская Империя

Провинция Зонгулдак

обер-лейтенант цур зее

Ганс Лютйоганн

Сыромятный ремень скрипнул в ржавой пряжке. Ганс Лютйоганн выругался и налег на подпругу. Гнедая недовольно скосила глаз, и в этот момент из-за кривой арчи, возле которой беглец устроил привал, раздался окрик.

***

Остановиться на отдых пришлось, как ни противилось этому все естество обер-лейтенанта. После получасовой гонки - прочь от места, где погиб экипаж UC-7, - гнедая перешла на короткую рысь, потом на шаг. Бока ее тяжко вздымались, шея лоснились от пота. Опыт заядлого лошадника подсказывал обер-лейтенанту, что еще пять минут такой гонки, и дальше придется топать на своих двоих. Пришлось спешиваться, распускать подпруги и отшагивать заморенную животину. После чего Ганс привязал ее к деревцу отыскавшимся у седла колючим волосяным арканом и пустил пастись. Кобыла выщипывала между камней пучки сухой растительности, а Ганс поудобнее устроился на земле, подложив под себя чепрак, и вытянул ноги.

После безумного дня, полного морских боев, катастроф и кровопролития, напряжение, наконец, отпустило. Он чувствовал себя мячом для модной английской игры «футбол», из которого выпустили воздух. Только что весело скакал по полю - и вот уже валяется, обмякший, в траве.

Дела обстояли - хуже некуда. Башмаков нет; из прочего имущества только бриджи и сорочка, вся в пятнах копоти и машинного масла. Он изгваздал ее, работая с электриками по пояс в воде, в удушливых облаках хлора, замотав лицо мокрой тряпкой. Когда киль субмарины ткнулся в песок, сил хватило лишь на то, чтобы кое-как попасть в рукава кителя и выползти наружу. Это не принесло желанного облегчения - желудок скрутило мучительным спазмом, и Ганса Лютйоганна вывернуло за борт. Он с трудом сполз в воду, добрел до сухого песка и повалился, жадно глотая морской воздух. И прозевал появление турецкого отряда. Потом была резня, взрывы и бешеная скачка куда глаза глядят.

Обер-лейтенант прислушался. В ветвях весело щебетала птичья мелочь, издали доносились мерные вздохи прибоя. Офицер вслушался, пытаясь уловить переступь копыт. Погони не было. То ли османы, пальнув пару раз вслед беглецу, занялись ранеными, то ли сами пустились наутек. В любом случае, засиживаться не стоило; Ганс встал (движение отдалось в членах мучительной болью) и проковылял к лошади.

«Что, скотинка, отдохнули, пора и честь знать?»

Гнедая скосила на нового хозяина выпуклый глаз, шумно фыркнула и принялась за очередной пучок травы. Лютйоганн вздохнул, и взялся за подпругу.

Тут-то и раздался голос - тихий, осторожный, не похожий на гортанные вопли давешних дикарей. Ганс обернулся, присел и зашарил по земле в поисках камня, палки - чего-то, что сошло бы за оружие. Больше он не попадет в лапы к этим скотам! Чтобы его, прусского дворянина, офицера в двенадцатом колене, потомка тевтонских рыцарей, прирезали, словно барана во дворе грязной харчевни?

Окрик повторился. В длинной фразе проскользнуло несколько слов, которые он успел выучить, когда лодка стояла в Варне, на ремонте. Болгары? Лютйоганн выпрямился, поднял руки над головой, и обратился к невидимым гостям - сначала по-немецки, потом по-французски. Ответа не последовало. Обер-лейтенант выругался и добавил несколько русских слов. Он выучил их кадетом, в Либаве куда их учебное судно, броненосный корвет «Вюртемберг», заходило с визитом. Кадет Ганс Лютйоганн много чему научился тогда у русских гардемаринов; позже он узнал, что эти слова употребляют в России почти все, причем по всякому поводу. Смысл их ускользал от Ганса, ноне было сомнений, что всякому русскому они отлично знакомы, мало того - уместны чуть ли не в любой ситуации.

К удивлению Лютйоганна, эти заклинания сработали и здесь: из темноты донеслись удивленные голоса, а потом из-за худосочной чинары выбрались двое. Эти люди, и правда, смахивали на болгарских крестьян из окрестностей Варны. У того, что постарше, в вырезе рубахи, болтался на шнурке темный крестик. Тоже знакомо - Ганс не раз видел такие, каждый второй болгарин носил на шее крест из кипариса.

Пришелец положил на землю короткое ружье с кремневым замком, потянул обер-лейтенанту открытые ладони и разразился длинной фразой. Лютйоганн не разобрал ни слова, но понял главное - ему не угрожают. Мало того, ему готовы помочь: тот, что помоложе, долговязый парень с парой антикварных пистолей за кушаком, вытащил из-за пазухи сверток, развернул тряпицу и протянул немцу пахучий белесый комок. Немец узнал козий сыр: такой подавали в варненских механах, к кукурузным лепешкам, фасолевой похлебке и кислому красному вину. Германские офицеры с брезговали грубой балканской пищей, но сейчас Ганс Лютйоганн принял сыр в дрожащие ладони и, неожиданно для себя, разрыдался.