Слипперы - Эдуард Иноземцев Страница 25

К двум Маргарита ушла что-то улаживать в своей библиотеке, и от нечего делать я стал задавать себе или Богу эти вопросы. Потом мне это надоело. Ответов все равно не было, по крайней мере, я их не знал. Кроме достаточно тривиального – о борьбе добра и зла. О праве выбора и о том, что каждый волен совершать поступки, за которые потом придется отвечать. Впав в хандру от философии, от которой не было никакого проку, я решил развеять ее, то есть хандру эту, и развернул бурную деятельность. Я обследовал каждый уголок конспиративной квартиры в надежде найти нечто эдакое. Что именно, я понятия не имел. Что-то такое, что натолкнет на некие мысли. Какие мысли, я тоже понятия не имел. Главное было выбраться из интеллектуального и эмоционального ступора. Я простучал стены, посмотрел в туалетном бачке, выпотрошил кухонные полки и шкаф, исследовал мойку, прощупал диваны и стулья, вывернул лампочки – одним словом, провел обыск по полной программе, имитируя действия, не раз виденные мною на экране телевизора. В итоге я все же обнаружил три жучка. Один – в гостиной, один – на кухне и один в ванной. На кухне и в гостиной жучки были укреплены под подоконниками, позади чугунных радиаторов старого образца, а в ванной – в одной из панелей ложного потолка. Причем жучки были не современные, а опять-таки советского образца. Я в этом разбирался, более или менее, потому что как-то написал статью для моего интернет-издания. И вынужден был консультироваться со специалистами. Жучки точно были советского образца. И покрытые пылью. Но в рабочем состоянии. Может, те, кто смонтировал их лет двадцать назад, продолжали ими пользоваться, прослушивая свою конспиративную квартиру? Но в любом случае присутствие этих жучков наводило на множество мыслей. И в первую очередь на мысль о том, что если жучки эти использовались и теперь, то где-то там люди каждую ночь слышали стоны Маргариты. И мои словечки. И наши разговоры днем. Это, конечно, не очень воодушевляло. Точнее, вообще не воодушевляло. Я выкурил подряд три сигареты, соображая, что же предпринять. Смириться и оставить все как есть? Но тогда я буду чувствовать себя клоуном на цирковом манеже. Или участником «Дома-2». Сломать эти жучки? Ну а если нас реально прослушивают? И это вызовет ответную реакцию? Интересно, знает ли Параманис об этих жучках? Может, он сам и следит за нами? Хочет знать, как мы себя ведем в его отсутствие? В итоге, выкурив третью сигарету, я решил избавиться от этого чуда техники двадцатилетней давности. Пусть знают, что мы тоже не лыком шиты. Пусть занервничают. Пусть пошлют человека поставить новые жучки. И тогда, быть может, появится шанс понять, в какие игры с нами играют. И кто играет. В конце концов, если с нами играют, почему бы не поиграть в те же игры? Придя к соответствующему решению, я незамедлительно претворил его в жизнь и избавился от всех трех жучков. Но не стал их выбрасывать, а спрятал в укромном месте, в вентиляционной шахте. На всякий случай. Вдруг мне пришьют ограбление? И тогда я верну их, унизив своих работодателей интеллектуально и психологически.

Решив таким образом проблему, я понял, что мне просто необходимо выпить грамм сто коньяку. Так как мы с Маргаритой так и не нашли ни грамма алкоголя, его попросту не было на этой конспиративной квартире, надо было выйти за бутылкой. Я решил, что так и сделаю. Тем более «Армения», я имею в виду не страну, магазин, была расположена недалеко, а где еще человек может купить несфальсифицированный армянский коньяк, если не в «Армении»? Я натянул свою куртку, сожалея, что скоро придется переходить на зимнюю форму одежды, и вышел из квартиры.

До перехода я дошел без всяких происшествий. Люди шли по своим делам. Лица почти у всех были озабоченные. Почему в Москве так мало улыбок? Никогда не мог этого понять. Здесь нехорошая аура. Москва давит. Будто на плечах жителей города вся тяжесть мира. Может, это оттого, что зима тут наступает уже в ноябре? Или от всякого рода социальных экспериментов, на которые так щедра российская действительность? Или эта проблема менталитета? Или способ самоорганизации? Или способ самозащиты? Не знаю. Я не психолог. Не социолог. И не историк. Но все же хочется, чтобы на улице люди побольше улыбались. Даже в преддверии зимы. Я решил подать пример и попытался улыбнуться. Городу, людям и самому себе. Но не получилось. Улыбаться не хотелось, на лице вместо улыбки проступил какой-то оскал. Пожилая женщина, идущая навстречу, даже шарахнулась от меня. Я оставил попытки и спустился в переход, чтобы оказаться на другой стороне, у «Армении». И почти сразу с обеих сторон как из-под земли выросли двое спортивного вида молодых парней. И аккуратно взяли меня под локотки. Действовали они слаженно, быстро и вполне профессионально.

– С тобой хотят поговорить, слышь, мужик, – сказал один из них. Довольно вежливо, но хрипловатым бандитским голосом.

– Ага… Просто поговорить. Так что не дрейфь, – подтвердил второй.

Я посмотрел влево, посмотрел вправо. На лица. И на мускулы. Драться с ними не имело смысла. Разве что мне захотелось бы привлечь внимание общественности. Но я не хотел привлекать внимание общественности. Впрочем, подозреваю, что, если я даже бы захотел сделать это, общественность никак бы не отреагировала. А милиционеров, как назло, ни одного. Когда не надо, они попадаются через каждые три шага, когда надо, их и с огнем не сыщешь.

– О чем поговорить? – поинтересовался я, ни к кому из них конкретно не адресуясь.

– За жизнь, – серьезно и как-то вдумчиво ответил первый.

– Ага… За жизнь твою долбаную, – подхватил второй.

И они вполне доброжелательно подтолкнули меня вперед. Но не к тому выходу, куда я шел, а в сторону кинотеатра. Я двинулся вперед, не сопротивляясь. В конце концов, интересно же, куда ведет меня судьба. Прохожие, видимо, думали, что три кореша решили сообразить на троих. Пива. Не водки. Многие сторонились нас, потому что в ширину наша троица занимала довольно много места, а переход был узким.

– А коньячок у вас там имеется? – спросил я.

– Чего? – удивился первый.

– Ничего. Шутка.

Мы вышли из-под земли у памятника Пушкину. Хмурое небо висело низко, почти что над головой поэта. Влюбленных и прочих на этот раз было мало. Ноябрь не располагает к романтике. Гостей столицы тоже было мало. Видимо, прятались по гостиницам или ресторанам. И, как назло, никаких кинофестивалей, звезд и красных дорожек. В общем, ничего примечательного. Не считая интеллигентного с виду человека лет пятидесяти, почему-то в пенсне, который курил трубку, сидя на одной из ближайших скамеек. К моему удивлению, мои провожатые взяли курс именно в его сторону. И в метрах трех я уже ощутил восхитительный запах дорогого табака. Подведя меня вплотную к скамейке, сопровождающие силком усадили меня, надавив на плечи, а потом культурно отошли на небольшое расстояние, не спуская с меня настороженных глаз. Видимо, они ожидали, что я тут же сорвусь с места, избавившись от их хватки, но я остался на месте. Я человек любопытный. И мне стало интересно, зачем я понадобился курильщику трубки. Да и запах был приятный.

– Максим Духов, ведь так? – спросил он, с таким же любопытством оглядывая меня.

– Он самый, – ответил я.