Фабрика грез Unlimited - Джеймс Грэм Баллард Страница 25

Посреди главной улицы, между супермаркетом и автозаправкой, появилось исполинское баньяновое дерево. Его толстый ствол проломил дорожное покрытие, разбросал по сторонам корявые куски асфальта размером с крышку уличного люка. Его ветви перекинулись через мостовую и врезались новыми корнями в тротуар. Вокруг дерева собралась огромная толпа, матери отчаянно махали руками, обращаясь к верхним ветвям, на которых устроилось десятка три детей в компании бессчетной орды многоцветных, вразнобой орущих попугаев. Дерево полностью перекрыло проезд через центр города, невезучая припаркованная машина оказалась в ловушке укоренившихся ветвей, толстых уже, как слоновой хобот. Рядом с железной машиной, попавшей в живую клетку, стоял отставной военный с тростью, он что-то приказывал своей пожилой жене, намертво застрявшей на заднем сиденье.

Проталкиваясь сквозь толпу, я понял, что все жители Шеппертона дружно объявили этот день местным выходным. Школа, и та закрылась. Учителя стоят за воротами, прощально машут руками вслед последним ученикам, радостно несущимся к баньяну. Тем временем персонал магазинов едва справляется с небывалым наплывом клиентов. Перед магазином бытовой техники прямо на мостовой выстроились шеренги телевизоров и пылесосов, машин стиральных и посудомоечных, среди блестящих хромом и эмалью ящиков играют дети и птицы. Управляющий мебельного магазина и его подручные выставляют на улицу коктейль-бары, изящные диванчики и спальные гарнитуры. Утомленные криками и суетой домохозяйки благодарно утопают в мягких матрасах.

У входа в кондитерскую лавку дети отовариваются конфетами и шоколадками, щедро вываленными на прилавок, набивают этими невиданными сокровищами все свои карманы. Я думал, что вот сейчас прибежит владелец и погонит их шваброй, но он стоял тут же, за дверью, и благодушно кидал попугаям орехи.

На другой стороне улицы был вокзал, откуда с минуты на минуту должен был отправиться пригородный поезд. Из кабины электровоза торчала голова в фуражке, машинист нетерпеливо кричал пассажирам, однако те продолжали болтать друг с другом и прогуливаться по платформе. Секретарши и машинистки, администраторы и бизнесмены в своих темных костюмах и с непременными портфелями, все они должны были ехать в Лондон на работу – и все опаздывали уже на много часов.

– Блейк, а у тебя совсем нету…

Маленькая девочка с чумазым от шоколада лицом протягивала мне горсть сластей. Я слушал сдержанное гудение электромоторов. Нужно только протолкаться через толпу и вскочить в поезд. Минута-другая, и я вырвусь из Шеппертона, покину его навсегда.

Я сказал девочке спасибо и пошел к станции. Однако, как только я увидел стальные стрелы рельсов, убегавшие на восток, за россыпь щебеночных озер, на меня накатила глубочайшая апатия, полное безразличие ко всему внешнему миру. Я хотел остаться здесь, в Шеппертоне, до предела исследовать способности, доставшиеся мне после аварии. Я начал уже подозревать, что моя власть не простирается за пределы этого городка.

Машинист выкрикнул что-то еще, недоуменно покачал головой и исчез в кабине; пустой поезд тронулся и начал набирать скорость. Пассажиры-отступники продолжали гулять по платформе, смеясь и беззаботно болтая. Деловые люди кидали портфели на откос, снимали пиджаки и расслабляли галстуки. Секретарши доставали сигареты и прикуривали у своих начальников. Дисциплинированные служащие, которые должны были давно уже сидеть за столами рекламных бюро и газетных издательств, блаженно растягивались на прогретой солнцем траве.

За ними, в нескольких футах от россыпи портфелей, из земли пробивалась густая поросль тускловатых, с игольчатыми листьями кустов. Когда я отходил от станции, кто-то успел уже узнать коноплю – растение, дарующее сны наяву.

Облагодетельствовав их этим подарком, я продолжил обход Шеппертона. Город менялся на глазах. Рядом с киностудией чуть не во всех садиках кипела работа. Отцы и сыновья с головой ушли в изготовление хитроумных воздушных змеев, словно собираясь принять участие в каком-то воздушном карнавале. Безупречные в прошлом газоны и клумбы превратились в тропические джунгли. Пальмы, банановые деревья и блестящие, словно лакированные фикусы сражались за место под оглушительным светом. Лилии и фантастические грибы высовывались из травы, как водоросли на дне осушенного моря. Воздух звенел криком птиц, по большей части мне не знакомых. Хрипло трубили рассевшиеся на крыше супермаркета паламедеи, дробно стучали клювами белые аисты, изучавшие город с просцениума автозаправочной станции. Три императорских пингвина гордо обходили плавательный бассейн, за ними с визгом и воплями ковылял едва научившийся ходить ребенок.

Никто не работал. Люди оставляли двери домов нараспашку и гуляли по свободным от машин улицам, по пояс голые мужчины в широких шортах, женщины в самой своей яркой летней одежде. Супружеские пары серьезно и дружелюбно обменивались партнерами, мужья уводили за руку соседских жен и дочек. На углу собралась кучка не то чтобы старых, но уже и не молодых старых дев, они лукаво заигрывали с проходящими мимо мужчинами.

Глядя на это оживленное, как у птиц лесных, токование, я думал о грядущем радостном разврате. Я испытывал влечение не только к молодым женщинам, походя задевавшим меня телами в уличной толпе, но и к следовавшим за мною детям, даже к пятилетке с полными конфет ладошками. Смущенный этим жутковатым педофильным устремлением, я почти не осознавал, что веду за руку хорошенькую, с темными, серьезными глазами, девочку, которая все еще пыталась отдать мне свой запас бесплатных сластей; надо думать, ее встревожил мой изможденный вид.

Неразборчиво бормоча какую-то несуразицу, я думал, куда же ее отвести. Мне вспоминалась уединенная поляна и мягкое ложе из натасканных в мою могилу цветов. Даже если эти трое и увидят нас там – а у меня было извращенное желание, чтобы увидели, для их же собственной пользы, – никто им не поверит.

Направляя шедшую впереди девочку сквозь толпу, полный отвращения к себе, однако увлекаемый ее твердой ручкой, я увидел идущего наперерез нам отца Уингейта. Он помахивал из стороны в сторону своей соломенной шляпой, как руководитель полетов на палубе авианосца, отмечающий плохую посадку. Он – я видел это – прекрасно понимал, что творится в моей голове. Но в то же самое время я чувствовал, что он не в силах полностью меня осуждать, что он смутно улавливает скрытую логику моего противоестественного поведения.

– Пошли сюда…

Пытаясь ускользнуть от отца Уингейта, я затащил девочку в распахнутую дверь парикмахерской. Все кресла были заняты, мастерицы усердно колдовали над фантастическими прическами. Блистательное смешение перьев и завитых локонов, крылья зачесанных со лба волос – мне казалось, что я попал в вольер с экзотическими птицами.

Рядом с парикмахерской местный бутик ломился от наплыва покупательниц – казалось, каждая шеппертонская женщина решила обновить свой гардероб. Вешалки со свисающими платьями были выставлены прямо на тротуар, а в витрине хозяйка натягивала на бедра пластмассового манекена нечто совершенно великолепное, сплошь из кружев и оборок, в очевидной уверенности, что именно такое одеяние придется по сердцу каждой из ее клиенток. И действительно, перед витриной образовалась небольшая свалка: женщины беззлобно отпихивали друг друга, чтобы получше рассмотреть этот портновский шедевр. В моих ушах мешались восторженные ахи и мечтательные вздохи, смущенное хихиканье и деланно ироническое пощелкивание языком; домашние хозяйки и машинистки, официантки и солидные деловые дамы – все они сдергивали платья с вешалок и демонстрировали их друг другу. Они толкались вокруг меня, прижимали платья к своим плечам, что-то мне весело кричали. Я словно попал в праздничный город, населенный моими невестами.