Контртеррор - Игорь Валериев Страница 25

Разговор его величества с их высочествами продолжался. Ширинкин молчал, а я заканчивал свои поделки. Наконец, подойдя к столику, вокруг которого мы все сидели, я выложил на него четыре бумажных самолёта и дротик без иголки.

– И что это такое? – поинтересовался император, взяв в руки одну из моделей.

– Модель самолёта-моноплана, Николай Александрович. Но сначала немного истории. Разрешите?

– Слушаем Вас, Тимофей Васильевич, – ответил император, откинувшись на спинку стула, продолжая рассматривать бумажный самолёт, крутя его в руках.

– Первую привилегию на самолёт или воздухолетательный снаряд в восемьдесят первом году прошлого века была выдана Департаментом Торговли и Мануфактур Российской Империи капитану первого ранга Можайскому Александру Фёдоровичу, – начал я.

– Наш человек! Надо же не знал, – перебил меня Сандро. – Извините, не удержался. Продолжайте, Тимофей Васильевич.

– К сожалению, документов испытаний, практически, не сохранилось, но имеются сведения, что данный воздухолетательный снаряд с двумя паровыми двигателями смог оторваться от земли, но потом завалился на бок и упал. Тем не менее, это был первый аппарат тяжелее воздуха с двигателями, который смог оторваться от земли. К сожалению, дальнейшее финансирование было нашим Военным ведомством прекращено, а у Александра Фёдоровича не нашлось денежных средств на продолжение работ. Хотя, насколько мне удалось узнать, на эти исследования жертвовали деньги ваш дед, Николай Александрович, генерал Скобелев, граф Воронцов-Дашков и многие другие.

– Почему же прекратили финансирование, Тимофей Васильевич? – заинтересованно спросил император.

– Как мне кажется, покойный контр-адмирал Можайский со своей идеей опередил, как минимум на десятилетие, а то и на два, техническое развитие мира и такой науки, как аэродинамика. Не было нормальных двигателей и научной теории воздухоплавания, – ответил я.

– А сейчас это время пришло? – задал вопрос Сергей Михайлович.

– Думаю, да. Пришло. Пока сведения до конца не проверены, но первичная информация говорит о том, что в Питтсбурге в мае девяносто девятого года состоялся полёт моноплана с паровым двигателем, который пролетел почти версту на высоте двух-трех сажень. Автор этого аппарата – Густав Уайтхед. Кроме того, ещё два американца – братья Райт активно создают новый самолёт, пока проводя аэродинамические исследования планера и подбирая двигатель большой мощности с наименьшим удельным весом, – глубоко вздохнув, я продолжил. – Два месяца назад встречался с академиком и действительным статским советником Жуковским Николаем Егоровичем. Он преподаёт гидродинамику, при этом активно разрабатывает положения новой науки – аэродинамики. Ищет средства на создание при механическом кабинете Московского университета аэродинамической трубы. Довёл до него информацию об изысканиях американцев, а также представил бумажные модели самолётов. Он очень заинтересовался.

– Мы тоже заинтересовались, Тимофей Васильевич. Покажите же, наконец-то, для чего эти модели, – перебил меня Николай.

Я взял со стола один из самолётиков и запустил его. Модель, пролетев несколько метров, резко спикировала и упала на пол. Всё-таки бумага, которую я использовал, была плотной и тяжёлой. Следом запустил вторую модель, сложенную, как Ту-144. Этот самолётик пролетел весь кабинет и под восторженный выдох присутствующих вылетел в коридор.

Николай запустил модель, которую продолжал держать в руках. Та взмыла под потолок, потом устремилась вниз. На полпути к полу взмыла ещё раз и аккуратно приземлилась на пол. Император схватил со стола следующий самолёт и запустил его, тот на удивление полетел плавно, постепенно снижаясь, и почти вылетел в коридор.

Дальше началось веселье. Никогда не мог себе представить, что увижу такую картину, как император, два великих князя из дома Романовых и целый генерал-майор, самый старший из нас, будут, словно дети, носиться по кабинету, запуская бумажные самолётики.

Наигравшись, народ вернулся за стол.

– Тимофей Васильевич, для Александра и Алексея сделайте побольше таких самолётов. Сыновьям они будут в радость. Хорошо?! – произнёс император, усаживаясь на стул.

– Я лучше научу их делать эти модели. Только боюсь, очень скоро в Гатчинском дворце закончится вся бумага, – ответил я, чем вызвал у всех присутствующих задорный смех.

– Смех смехом, господа, но как Вы, Тимофей Васильевич, видите применение этих самолётов? – всё ещё улыбаясь, спросил император.

– Николай Александрович, в первую очередь в военных целях, при этом разделив самолёты на две группы. Первая – это самолёты, которые с помощью бомб будут уничтожать противника на земле и на воде. Их можно назвать бомбометателями или бомбардировщиками. Вторая – это более легкие и манёвренные самолёты, которые будут бороться с этими бомбардировщиками, истребляя их пулемётным огнём в воздухе. Их можно назвать истребителями.

– И сколько пудов сможет поднять в воздух такой бомбардировщик? Столько же, как дирижабль? – перебил меня Сандро.

– Значительно меньше, Александр Михайлович. Дай Бог пудов пятьдесят-сто получится поднять, и то мне кажется понадобиться не один, а два, три или даже четыре двигателя, – перед глазами всплыла картинка самолета Сикорского «Илья Муромец». – Но размеры такого самолёта будут по сравнению с дирижаблем на порядок меньше, манёвренность значительно выше. А пятьдесят пудов грузоподъемности – это, к примеру, больше ста снарядов к той же трёхдюймовке, то есть двенадцать залпов одной восьми орудийной батареи или разовый залп двенадцати батарей по небольшой площади. Бомбардировщик перед сбросом бомб сможет снижаться для более точного бомбометания, – я, встав со стула, взял одну из моделей и изобразил ею снижение по пологой траектории на поверхность столика.

– Тимофей Васильевич, а как Вы себе представляете бомбы, которые будут сбрасывать с самолётов? – задал вопрос Сергей Михайлович.

– По мне, то для простоты изготовления, можно использовать производство тех же орудийных снарядов. Только для стабилизации их полёта в воздухе приделать к ним металлическое оперение. Что-то типа такого.

Закончив фразу, я взял со стола связанные спички с бумажным стабилизатором, вложил их в «фюзеляж» модели и запустил самолёт в воздух. Потоком воздуха «бомба» отделилась от самолёта и с тупым звуком в полной тишине ударилась спичечными головками о паркет. Я подобрал бомбочку, вновь её подбросил к потолку, где та, развернувшись в воздухе, начала падать отвесно на пол.

– Как-то так, господа, – произнёс я, вернувшись за стол, подобрав перед этим самолёт и «бомбу».

– Да, самые простые решения – одновременно самые лучшие, так, кажется, говорил Бонапарт. Приделал оперенье к снаряду и воздушная бомба готова. Жалко только эти ваши бомбардировщики так мало снарядов для восьмидюймовки поднять в воздух смогут. Десятью бомбами тяжело будет в броненосец попасть, – произнёс Сандро и задумался, видимо, что-то подсчитывая в уме.

– Но небольшой самолёт может нести торпеду Уайтхеда. Представьте, господа, самолёты, как рой ос поднимаются в небо и берут курс на вражескую эскадру, идущую вдоль берега. Они несут только по одной торпеде, но их скорость больше шестидесяти узлов и они могут маневрировать в воздухе по всем трём осям координат. Рой подходит к кораблям, осы разделяется, выбирая цели, и начинают волнами атаку. Резкое снижение к воде, пуск торпеды на расстоянии полуверсты от корабля и резкий набор высоты, с уходом вправо или влево, – ведя рассказ, я с помощью модели самолёта и «бомбочки» изобразил над столом атаку торпедоносца, где вместо броненосца выступила пустая пепельница.