Разведчик Петра Великого - Эдгар Крейс Страница 25

– Блин, с тобой, Ленка, время летит незаметно, а до подъёма монахов осталось всего ничего!

– Каких монахов? – непроизвольно удивилась расстроенная девушка.

Она ещё слабо, но надеялась, что едва тлеющий домашний очаг вновь разгорится, и станет тепло и уютно, но тот, на кого она так надеялась, торопился от неё уйти.

– Обыкновенных монахов, бенедиктинцев! – как-то натянуто весело произнёс Николай. – Извини, Ленка, мне пора! У меня действительно уже совсем не осталось времени, но как-нибудь, при случае, я тебе всё объясню! Обещаю! Надеюсь, что мы с тобой ещё увидимся!

Николай надел рубашку и штаны. Покидал распечатки в мешок с логотипом известного сетевого магазина и помчался в коридор. Накинул на плечи куртку. Оглянулся на растерянную Ленку. Весело подмигнул ей на прощание, махнул рукой и вышел в коридор. Надел туфли, взял с вешалки куртку.

Немного подумал и положил на трюмо свой кошелёк с золотыми луидорами. Заметил туб с помадой и большими буквами на висящем на стенке зеркале написал: «Купи матери дом!».

– Ленка, дверь на замок закрой! И обязательно передай привет Александру Сергеевичу! – попросил Николай из коридора.

Послышался звук закрываемой двери, и наступила оглушительная тишина. С его поспешным уходом Ленкина квартира как-то мгновенно опустела, а сама она так и осталась сидеть в кресле, поджав под себя ноги. Снова одна. Как будто и не было ничего. Только на столе стоит полупустая бутылка Dom Pérignon и блестят в ярком свете люстры пять золотых луидоров, с которых на Лену смотрели пустые, безразличные глаза Людовика XIV.

Меньше чем через час Николай буквально ввалился в свою келью в монастыре Сен-Пьер д’Овиллер. В темноте задел кушетку, и от внезапного грохота проснулись Алексей Никифорович с Андреем Яковлевичем. После сна и обильной дегустации монастырских вин они вначале ничего не могли понять.

– Николай, ты, что ли? – наконец спросил тесть, торопливо зажигая свечу.

– Я это, я, – несколько смущаясь и не смотря в его сторону, ответил вернувшийся путешественник по времени.

Алексей Никифорович удивлённо посмотрел на пластиковый мешок в руке опера. На него беззаботно смотрел логотип известного московского магазина.

– Где ты это взял?

– В Москве, – пожал плечами Николай и протянул тестю пакет.

Тот взял его и заглянул во внутрь. Там были пластиковая коробка с едой, три бутылки чешского пива, пачка распечаток и вдобавок ко всему бутылка Dom Pérignon. Правда, без коробки и этикетки. Алексей Никифорович довольно крякнул и показал содержимое мешка Андрею Яковлевичу.

– Молодец! Уважаешь старших! А то меня так спросонья мутит, что даже не знаю, что и делать! – констатировал бывший министр иностранных дел при царском дворе Ивана Васильевича.

Пока Николай, пристроившись за маленьким столиком, переводил на французский язык технологический процесс изготовления шампанского, его друзья в это время пили чешское пиво, закусывали бутербродами с солёной лососиной и кряхтели от удовольствия. Когда за гостями-узниками явился Бастиан, друзья успели похмелиться и были сыты. На крохотном столике при неверном свете свечи лежали три листа бумаги, исписанные мелким почерком. Там был подробно описан процесс приготовления шипучего, игристого вина. Бутылку шампанского как образец для подражания друзья решили подарить брату Пьеру перед самым отъездом. Правда, поспать Николаю в эту ночь так и не удалось.

Скудный монашеский завтрак друзья ели только ради приличия, а брат Пьер нетерпеливо ёрзал на лавке. Он больше косился на листы бумаги, чем ел. Ему не терпелось их побыстрее прочитать, но он старался сдерживать себя. Наконец трапеза закончилась. Старец быстренько забрал со стола рукописи, ещё раз искренне поблагодарил Николая за потраченную на сей труд бессонную ночь. Уже хотели по пути начать обсуждать практические вопросы виноделия, как неожиданно к ним подошёл Бастиан и молча оглядел гостей-невольников. Николай подумал, что молчаливый монах уловил исходящий от них перегар и теперь выдаст им какую-нибудь осуждающую речь да отправит на другой участок работы, но против его ожидания тот заговорил совсем о другом.

– Вас дожидается у себя в канцелярии настоятель монастыря аббат Изидор! – важно глядя на невольников объявил Бастиан. – Идите за мной, а ты, брат Пьер, ступай и занимайся своим делом!

– А как же брат Николя? Я его смогу сегодня увидеть? Мне крайне необходимо обсудить с ним ряд важных вопросов по поводу изготовления шипучих вин! – расстроенно спросил келарь.

– На всё воля Господня. Я извещу аббата Изидора о твоём желании, брат Пьер, поработать вместе с братом Николя.

Будущий изобретатель шампанских вин ушёл, не скрывая своего крайнего разочарования, а Николай с друзьями были вынуждены следовать за помощником аббата, чтобы узнать о своей дальнейшей судьбе. Идти пришлось совсем недалеко. Канцелярия настоятеля монастыря располагалась на втором этаже, как раз напротив здания, где находилась общая трапезная монахов. Когда подошли к двери канцелярии, Бастиан осторожно постучался и, дождавшись ответа, открыл дверь.

Аббат Изидор сидел за массивным письменным столом, обложившись целым ворохом бумаг. Он лишь коротко взглянул на вошедших и снова углубился в чтение. Гости терпеливо дожидались, когда его святейшество вновь обратит на них своё внимание. Прошло минут пять в абсолютной тишине, прерываемой лишь шуршанием перелистываемых страниц документов и поскрипыванием пера. Наконец аббат отложил в сторону перо и устремил свой острый взгляд на гостей.

– Мне доложили, что все дни, пока меня не было в монастыре, вы усердно трудились на благо нашего ордена. – раздался скрипучий старческий голос настоятеля. – Так же вас регулярно видели на молебнах, и вы не гнушались склонить головы перед ликами наших святых. Это отчасти радует моё сердце, и я полагаю, что не зря ездил в Версаль.

Аббат Изидор прервал рассказ. Его чёрные глаза подобно острым иглам прощупывали каждого из троицы. Остановив взгляд на Николае, он взял со стола чётки из тёмного янтаря и, откинувшись в глубоком кресле, стал медленно, методично перебирать их. Узкие и длинные пальцы, несмотря на годы, сохранили гибкость и ловкость. Бывший опер не испугался леденящего давления чёрных глаз Изидора. Не прятал взор, но и старался выглядеть не слишком наглым и самоуверенным. Молчаливая борьба длилось с минуту, пока аббат не продолжил ровным, холодным голосом:

– Люди нашего ордена доложили из Рутении, что у вас, принц Николя, в Москве осталась жена?

– Ваши люди вам сказали истинную правду. У меня действительно осталась в Москве жена, и зовут её Марфа. Она боярыня, дочь Алексея Никифоровича Остафьева. Мне, по приказу царя Петра I, пришлось её перед поездкой в Европу оставить в Москве, хотя я бы желал, чтобы она сейчас была во Франции, со мной и её отцом.

Алексей Никифорович при упоминании своего имени коротко поклонился, но аббат лишь мельком посмотрел на него. Его явно больше интересовал Николай.