Рожденный в сражениях... - Сергей Хорев Страница 24

И Слащев прикрепил к мятой колькиной кепке латунную красную звездочку. Нацепил её на вихрастую макушку и только теперь заметил колькины глаза на пол лица. Даже в сердце что-то защемило. В прошлой жизни он никогда не видел у мальчишек такой веры и готовности в глазах. Звериную собранность и хищную алчность, бывало, видел, но такую светлую веру и готовность не подвести, не уронить, оправдать доверие — никогда.«…ть! Да что же мы натворили?! Во что мы превратились сами и превратили наших детей?! Когда и на что разменяли эту святую веру и доверие? Вот же они — наше будущее. Вот же они — которые не предадут и не продадут. И ради них и можно и нужно драться, драться на смерть со всей сволочью и мразью. И отдать жизнь, если потребуется. Чтобы такие вот Кольки жили потом и строили страну».

— Пошли, проводишь нас.

И они пошли по деревенской улице. Два молодых командира, офицера. И между ними мальчишка с красной звездой на помятой кепке. А не старый еще мужик, председатель колхоза, дядя Евсей, смотрел им вслед и еле сдерживал слёзы. Потом он, старый коммунист, поротый шомполами, носящий на плече след от польской сабли, воровато оглянулся и перекрестил идущих. Точно так же, как сделала в свое время его мать, когда он, секретарь партийной ячейки, уходил на гражданскую.

Новиков.

Эти несколько часов надолго запомнились Новикову. Восприятие как бы разделилось. Анализ и обработка информации сами по себе, а эмоциональное восприятия само по себе. Причем сами эти эмоции тоже подвергались анализу и наблюдению как бы со стороны. Лишь в конце дня все это слилось воедино, составив невероятно красочную картину всего происшедшего.

Праздничное, веселое настроение. Чувство легкости, окрыленности. Чувствуешь себя так, что можешь горы свернуть. Все окружающее воспринимается необычайно четко, объемно. Страна и мир, которые исчезли в будущем в угоду алчности, жадности и тупости — вот они вокруг, рядом. Ещё ничего не решено. Ещё ничего не предопределенно. Россия или Советский Союз, как не назови — жива, полна сил и энергии. Выстояли, выдюжили в очередной навязанной извне кровавой бойне. Справились с разрухой и интервенцией. Строят, созидают не жалея сил. И впервые за долгие годы, если не века, верят власти, которую сами поддержали. Видят, что всё, что делается — делается для их блага. Пусть с неизбежными ошибками и перекосами, но делается! И именно для людей, для граждан великой страны, а не для жалкой кучки олигархов и их жополизов. И позволить всему этому пропасть, развалиться, кануть в небытиё?! Тогда, в будущем, обманутые и преданные людьми (да и людьми ли?) прорвавшимися во власть, которой за прошедшие семь десятилетий научились доверять, мы оказались не способны защитить то, что создавали и защищали наши деды и отцы. Но этот шанс, мы не упустим! Пришедший к нам с мечом — от меча и погибнет! И неважно, что меч был прикрыт фиговыми листочками «демократических» и «общечеловеческих» ценностей, забот «о слезинке ребенка» и «общемировой ценности каждой личности» — это был меч. Меч отравленный. Меч, которым нанесли коварный удар в спину. Мы вернулись сюда — что бы мстить! Не мы заявили, что: «наши цивилизации не совместимы и поэтому Россия должна быть уничтожена». Но мы это учли. Мы умеем учиться и умеем не прощать. Вы сами нас этому научили за почти тысячу лет непрерывных войн и нашествий. Вы хотели нас уничтожить! Так будьте сами готовы: «есть это лекарство полными ложками».

В какой-то момент мысли и эмоции человека из будущего слились воедино с мыслями и эмоциями человека этого времени. Словно совпали, наконец, все грани сложной головоломки. В этом пламени мысли и чувств — возникло, родилось новое, действительно единое, сознание.

Новиков покачнулся. Где-то на периферии зрения и сознания полыхнули отблески кровавого пламени. Осознание случившегося пришло сразу и воспринялось как ИСТИНА. Вооруженный знаниями, умениями и чувствами двух эпох, наполненный до краев священной яростью, он был ГОТОВ. Готов к тому — что в нас от самых далеких предков, тому — что выше любых позднейших норм морали, нравственности или международного права — готов защищать свой РОД — НАРОД — РОДИНУ.

Секундной заминки никто не заметил. Все были слишком увлечены своими переживаниями и впечатлениями. Машина подъехала к Красной площади.

Недавно разобрали трамвайные пути, и перекрыли площадь для движения транспорта. Их машину пропустили, после предъявления пропуска, до Исторического музея, но дальше только пешком.

К вечеру похолодало, но ветер стих. Мелкий снежок, неторопливо сыпавший из низких серых облаков, почти неслышно шелестел, ложась на плечи. Под ногами поскрипывало. Новиков полной грудью вдохнул свежий, морозный, чуть припахший печным дымком воздух. На серо-белом фоне облаков и снега с особой четкостью выделялись зубчатые стены Кремля и его башни, купол здания Верховного Совета с развевающимся красным флагом, купола Ивана Великого. Темной громадой, со смягченными выпавшим снегом, жесткими прямыми линиями, мавзолей. Неподвижно застывшие фигуры караула. Не сговариваясь, остановились и отдали честь. Вытянувшись по стойке смирно, плотно прижав пальцы к виску, они отдавали честь не только памяти великого человека, но овеществленному образу страны, Родины, для большинства советских людей неразрывно связанному с Кремлем, Красной площадью и Мавзолеем, Лобным местом и памятником Минину и Пожарскому. У Новикова было ощущение, что он стоит сейчас в самом сердце страны. Что стоит немного напрячься, прислушаться и ощутишь её пульс. Это было ни с чем несравнимое чувство единения с великой страной, со всем народом, с её историей. Этих чувств почти не было в будущем, которое было, но они будут — в том, которые настанет.

На следующий день было посещение Третьяковской галереи и Большой театр.

Не успел умыться, как в дверь постучали, посыльный доставил новую одежду. Новиков был поражен. Он никогда не был щеголем, ни место ни время этому не способствовали, но одеваться стремился аккуратно и того же требовал от бойцов, справедливо считая, что «бардак в одежде — бардак в голове». Шинель из тонкого, необычайно мягкого, серого с голубоватым отливом английского сукна. Такая же немыслимо красивая форма — однобортный френч с отложным воротником и накладными карманами, ослепительно белая рубашка, прямые брюки навыпуск. Каракулевая шапка и новая с ослепительно сверкавшим козырьком фуражка. Отдельно были упакованы хромовые сапоги, отливавшие черным как паюсная икра и ботинки. Все было удивительно по фигуре, как будто неоднократно подгонялось на многочисленных примерках.

— Вот это мастер!

Переодевшись во все это великолепие, затянувшись такими же новыми ремнями — почувствовал себя настоящим франтом. Невольно распрямлялись плечи, походка становилась легкая и пружинящая.

«Все-таки форма меняет человека! И почему там, в будущем, даже военнослужащие, вне службы старались ходить в гражданке? Откуда это взялось? Прям таки какой-то комплекс национальной неполноценности! Неужели и это нам навязали? «Выделяйся! Не будь как все! Будь сам собой!» — лозунги, буквально вдалбливавшиеся в голову, наверное, со времен печально известных «шестидесятников». И старались. Выделялись! Правда, в конце концов, превращались не в личностей, а в стадо. Это не парадокс — это грустная, железно обусловленная закономерность! Чем больше внимания внешнему отличию — тем меньше отличия внутреннего. Вместо совершенствования себя — погоня за имиджем. А в итоге? В итоге печально известное — «Быть не хуже других» и как прямое следствие — «Не выделяйся, будь как все». Всё, приплыли. Получили стадо обывателей. Ну и что в этом плохого — быть обывателем? Да собственно — ничего! Кроме самого главного, того, что делает человека — человеком, отсутствия стремления к познанию и совершенствованию. Это уже не «человек разумный», а человек потребляющий. А как легко управлять таким стадом!»