Чудак. Неправильный вор - Григорий Шаргородский Страница 24

Пока мой поход больше являлся экскурсией, поэтому с возможностями столба я лишь ознакомился.

Дальняя часть рынка практически полностью была отдана неписям, торгующим в основном маунтами и големами. Здесь я застрял надолго. До безумия захотелось стать обладателем одного из этих великанов, но удовольствие обладания пилотируемым големом было просто запредельно дорогим. Гномом я не стал не потому, что плохо относился к этой расе, – просто, имея меньше чем тысячу золотых, на стартовой площадке подгорного царства делать нечего.

– Нравится? – прогудел подошедший мастер, которого я сразу и не заметил, потому что пытался рассмотреть четырехгранный шип, торчащий вверх на шарообразной голове гуманоидного голема.

– Слов нет; да что толку – не по Сеньке шапка, – автоматически ответил я и только после этого подумал, что гном может и не понять поговорку. Все-таки это программа, а не человек.

Но взгляд поверх головы обладателя низкого голоса показал, что опасения были напрасными. Передо мной стоял игрок. Причем для богача, влившего в игру бездну денег, выглядел он слишком простовато. Но и это не самое странное: мастер был таким же полукровкой, как и я! Возможно, именно поэтому в его голосе не было ноток пренебрежения, которые мне пришлось услышать не только от неписей, но и игроков.

Внешне он похож на чернобородого Санта-Клауса, каким его рисуют в некоторых мультиках – широкогрудым, мускулистым и с пивным животом. Ростом обладатель двух кровей – чуть ниже меня.

– Это да, – искренне улыбнулся полугном с именем Гайкокрут и похлопал голема по щиколотке, так как до колена он не достал бы при всем желании. – Мой красавец стоит три штуки голды. Каждую заклепку сам поставил и все руны лично прописал.

Действительно красавец. На толстых как колонны ногах покоилось бочкообразное тело. И все же простоватую бочку оно не напоминало. Казавшиеся поначалу беспорядочными линии клепаных соединений органично вплетались в вязь угловатых гномьих рун. Местами поверхность шла гофрированной рябью, делая боевого робота устрашающе-прекрасным. Из туловища в положенных местах торчали две руки. Вопреки ожиданиям, у этих рук по два сустава, а заканчивались они массивными секирами.

И как апофеоз – все это венчала заинтересовавшая меня голова с торчащим вверх рогом. Сама голова была шарообразной, со стандартным смайликом вместо лица, и лишь вокруг приделанного на макушку шипа шла невидимая снизу инкрустация.

– Спрашивай, – лукаво улыбнулся Гайкокрут, – вижу же, что очень хочется.

– На кой у него этот шип торчит из головы? – Заметив, что улыбка полугнома стала еще шире, я добавил: – Наверняка все этим интересуются?

– Ты угадал, но отвечать я не устал, – хохотнул, прижимая руками пивное брюхо, големостроитель. – Смотри.

Гном закатал рукав, под которым вместо привычного узкого браслета с камнем находился массивный наруч со светящимися рунами. Толстые пальцы замелькали по рунам с ловкостью пианиста-виртуоза.

Голем вздрогнул и зашипел, что едва не заставило меня подскочить на месте. Гибкие руки с секирами сошлись вместе, словно ловя жертву. Из плоских сторон секир выскочили крючья-захваты. В это же время шип на макушке голема скользнул вперед. Шарообразная голова провернулась. Смайлик скрылся, а его место заняло то, что раньше было неопознаваемой инкрустацией. Теперь предо мной стоял какой-то демонический Буратино – иначе и не скажешь.

Словно чтобы подтвердить зловещую внешность, голем резко дернул руками-секирами на себя и в это время качнулся туловищем вперед. Не требовалось никаких уточнений, чтобы понять – тому, кого клюнет такой вот Буратино, мало не покажется.

Все это произошло за пару секунд, а еще через три секунды голем вернулся в исходное положение, и милый смайлик вновь радовался яркому солнышку.

– Круто, – выдохнул я.

– А то, – самодовольно хмыкнул полугном, запихивая большие пальцы рук за широкий пояс. – Будет золото – заходи.

– Боюсь, что не в этой жизни.

– А что так? – изогнул бровь Гайкокрут.

– Ну, скажем так, я здесь на птичьих правах.

– Ну ничего, – отмахнулся полугном, – все мы когда-то начинали с малого.

– Неужели все это заработано в игре?

– Не, – фыркнул необычайно улыбчивый гоном, – у меня в реале свой тракторный завод. Больше приходится с бумажками работать, а руки по делу скучают. У себя крутить гайки как-то уже неинтересно, а тут – видишь, какая красота?

– Для владельца завода у вас шикарно получается.

– Да брось ты выкать, мы все тут в игре. Судя по фейсу, ты уже не пацан, так что не ломай кайф. Здесь я полугном-артефактор, а ты полуэльф. Кстати, чем занимаешься, половинчик? – спросил гном, с прищуром осмотрев мой нелепый наряд.

Врать такому открытому человеку не хотелось, поэтому я сказал правду, хотя и не всю:

– Скоморохи мы.

Залезть в сумку и перекинуть в слоты куртку скомороха вместо хитона было делом одной секунды.

– Вот оно как, – хмыкнул полугном. – Неожиданно… но веселить людей – тоже не самое простое дело. Что показываешь?

– Приходите… – Под притворно грозным взглядом полугнома я поправился: – Приходи на площадь вечером, увидишь.

– Ну, раз приглашаешь, тогда ответное приглашение: пойдем, посмотришь на другие мои поделки…

Это было сродни походу десятилетнего мальчика в магазин игрушек! Наш мир изобилует самыми удивительными мелочами: смартфоны, мощнейшие компьютеры, чудеса автопрома… Казалось бы, удивляться уже нечему, и все же полугном Гайкокрут скрывал в своей каморке настоящие чудеса. К массивной стене, которая окружала базар, оказался пристроен большой ангар. Там, в художественном беспорядке, размещены различные механизмы.

Ажурная механическая водомерка способна нести на себе седока через любые водные просторы, и остановить ее могли лишь волны выше пяти баллов по шкале Бофорта. Наспинный рюкзачок мог превратить любого игрока в самого настоящего Карлсона, но вращающийся пропеллер артефакта жрал космическое количество маны, так что эта вещь была скорее имиджевой, чем практичной. Основная же часть коллекции полугнома состояла из различных големов – похожих на людей или животных, маленьких и больших, медлительных и стремительных, как мангусты. Двух одинаковых не было – каждый имел свою уникальную фишку.

Венцом коллекции был огромный металлический грифон. Тяжеловесный металл выглядел как живая плоть – золотые чешуйки на туловище гибко облегали мускулистое тело, серебряные нити в гриве спутывались в художественном беспорядке, кромки стальных перьев и клюв были сделаны из незыблемого мифрила, а огромные рубины в глазницах, казалось, отслеживали каждое мое движение.

Но меня больше всего поразил внешне невзрачный аппарат в виде обычного рюкзака. Он висел на стене и вряд ли смог бы привлечь мое внимание, если бы не огромные крылья, крепившиеся по бокам конструкции. Тонкие трубочки имели несколько суставов и явно складывались, втягиваясь внутрь рюкзака. Все довольно привычно, если бы не переливающаяся радужными сполохами мембрана, натянутая на этот каркас. Контраст между простой, даже можно сказать, примитивной конструкцией и мерцающим чудом поражал до глубины души. Казалось, что какой-то безумный ювелир вставил редчайший алмаз в покрытую ржавчиной железную оправу. Но этот ювелир был гением. С каждой секундой созерцания этот дикий диссонанс обретал осмысленность и целостность. Я никогда не понимал художников-авангардистов: как по мне, во всем должна быть гармония, и есть вещи, которые нельзя соединять ни под каким предлогом. Впервые эта уверенность была поколеблена.