Закон Призрака - Дмитрий Силлов Страница 24

Похоже, кибов производили двух видов. Рядовые и сержантский состав, который по живучести и физическим параметрам явно превосходил серийные образцы. Вот и сейчас рядовые, получив свои порции свинца, мертвыми валялись на крыше. А живучая тварь с пулей в башке целилась в меня, готовясь забрать с собой в Край Вечной войны – или куда там уходят искусственно улучшенные бойцы с набором инструкций в башке, заменяющих собственные мысли.

И такое меня зло взяло оттого, что какая-то запрограммированная биомашина сейчас отправит меня на тот свет, что я, напрочь позабыв про ранение, резко нагнулся, выхватывая из-за голенища свой «Сталкер».

Кстати, нагнулся вовремя. Над моей головой засвистели пули, поэтому бросать нож мне пришлось из крайне неудобного положения, одновременно заваливаясь на бок. Ну, и попал соответственно – рукоятью в стекло маски, разбитое мною ранее. Я вообще с метанием ножей не особо дружу, правда, за время шатания по разным мирам немного продвинулся по этому вопросу. Но не настолько, чтоб метать из любого положения и при этом попадать клинком куда хочется.

Впрочем, получилось неожиданно удачно. У «Сталкера» на тыльнике рукояти есть внушительный металлический шип на торце рукояти, называемый «скул крашер», что в переводе означает «проламыватель черепов». Вот этот «крашер» и вонзился в открытую рану, застряв в глазнице.

Как бы ни был крут «сержант», но даже если он боли вообще не чувствовал, то с таким довеском целиться ему точно было не с руки – нож-то тяжелый, башку книзу тянет. Поэтому киб стрелять перестал, отпустил автомат и схватился за нож, чтобы выдернуть его из глазницы…

В общем, секунду-две подарил мне мой «Сталкер». Чем я и воспользовался, бросившись вперед…

Громко сказано – «бросившись». Повело меня в сторону, видать, ранение-то у меня было нехилое. И, судя по промокшей от крови штанине, прилипшей к ноге, крови из меня вытекло порядочно. Но я все-таки справился с собой и усилием воли сумел подкорректировать свой рывок в сторону врага, одновременно выдергивая из ножен «Бритву», мое оружие последнего шанса…

Киб же тем временем с проблемой справился. Схватился лапищей прямо за клинок, выдернул из раны «Сталкер» и с утробным ревом сломал его, словно зубочистку. Что ж за силища у этой твари? Ладно.

Деваться мне все равно было некуда. «Сержант» стрелять больше не собирался, понял, что не успеет вновь вскинуть автомат, болтающийся на ремне. Поэтому он просто растопырил лапищи, мол, иди сюда, сталкер с ножиком, посмотрим, поможет ли он тебе разделаться с моей стальной броней?

Я был уверен в своей «Бритве». Ладно, разучилась она разрезать пространство, но по металлу-то работает нормально. Ну, я и отработал привычно – нырнул под руку, закованную в сталь, ударил в живот киба… и едва не выронил нож от отдачи в кисть.

«Бритва» больше не резала металл. Теперь это был самый обычный нож, который чудом не сломался от удара о броню… Черт! А сил-то у меня осталось всего ничего… Картинка перед глазами потихоньку смазывалась, руки и ноги наливались свинцовой тяжестью – и я едва успел отскочить в сторону от удара «сержанта», стальной кулак просвистел буквально в миллиметре от моего виска.

Киб захохотал, ударил себя кулачищем в грудь, аж экзоскелет загудел, словно старый толстостенный самовар. Весело ему смотреть, как полудохлый сталкер бросается на живой танк с ножом, да еще пытается пробить им толстую сталь нагрудника. Что ж, тварь, давай повеселимся вместе.

Я точно знал – сил у меня осталось только на один бросок, самый последний. Потому что снизу, от груди к горлу, уже медленной, неумолимой волной накатывала боль. Тяжелая, словно волна расплавленного свинца, которая вот-вот заполнит меня всего, захлестнет мозг и отключит его, как мощный электрический разряд вырубает слабый предохранитель. И я метнулся к врагу – без финтов, без каких-либо хитростей, по прямой…

Кибу только того и надо было. Жертва сама бежит навстречу неминуемой смерти. Схватить, сжать, переломать кости, что вполне возможно, ибо сервомоторы увеличивают силу мышц в несколько раз…

И у него получилось.

Я ударился о киба, словно мяч о стальную стену, – и тут же почувствовал, как на моей спине сомкнулся стальной капкан, который немедленно начал давить, давить, давить со страшной силой. Еще мгновение – и позвоночник и ребра превратятся в костяную кашу…

Но в кровоточащей глазнице киба уже торчала моя «Бритва», всаженная туда по самую рукоять. Я с усилием провернул нож раз, другой, ткнул им вбок и провернул снова, борясь с кровавой пеленой, застившей взгляд. Вдохнуть было уже нереально. Если даже мои кости останутся целы, но давление не прекратится, тварь меня просто задушит…

Я был уже на грани потери сознания, когда хватка киба ослабла. Живой танк все еще стоял на ногах, но, видимо, это были лишь какие-то спинномозговые рефлексы, ибо из его глазницы медленно вытекала кроваво-белесая каша, некогда заменявшая мозг этой машине для убийства.

Впрочем, продолжалось это недолго.

Киб неестественно махнул рукой, словно пытался поймать ею воздух и удержаться на ногах, используя столь ненадежную опору, после чего с грохотом рухнул на бок. Из-за уцелевшего стекла защитной маски на меня смотрел застывший взгляд, полный самой настоящей человеческой ненависти. Возможно, в последнюю секунду моя «Бритва» сумела уничтожить ментальный блок в голове этого существа и дать волю чувствам, которым ученые поставили надежную преграду, запрограммировав свое творение лишь на хладнокровное убийство…

Но мне уже не было дела до мертвого киба. Я сидел на холодном листе кровельного железа и смотрел вниз, на мою «песчанку», чуть менее чем полностью залитую кровью. Пуля киба ударила в бронепластину, прикрывающую низ грудной клетки, и выдрала ее из куртки вместе с осколком ребра и куском печени. Вот почему я сразу не вырубился от боли. Печень никогда не болит и болеть не может по объективной анатомической причине: в ней, как и в мозгу, нет болевых рецепторов. Природой не предусмотрено. Зато ранение в печень, когда ее кусок чуть ли не вываливается из брюшины, – это конец, если рядом нет госпиталя с хорошо оборудованным хирургическим отделением.

«Вот оно как, – усмехнулся я про себя. – На крыше. Ближе к небу. Значит, быстрее дойду до Темного порога, ведя за собой по белоснежной облачной лестнице души убитых кибов… По лестнице…»

Почему-то мозг, вот-вот готовый вырубиться от кровопотери, зацепился за это слово и никак не хотел с ним расставаться, словно утопающий, хватающийся за соломинку…

«Лестница… Неужели?»

Я сидел в трех шагах от люка, ведущего вниз… К лестнице, на которой сами собой исчезали грязные следы, возвращая ее к первоначальному, кристально-чистому состоянию, как в тот день, когда строители, гордые своей работой, сдавали вылизанное новое здание приемной комиссии…

«Лестница…»

Из последних сил я пополз к люку… Не было их, тех сил, не могло быть, когда из тебя чуть не половина всей крови вылилась. Но я все равно полз, потому что в моей голове билось одно-единственное слово, словно маяк, призывно мигающий тонущему кораблю…