Парк Пермского периода - Дмитрий Скирюк Страница 24

Ленка позвонила в ночь, когда я пнул ежа.

Верней, я пнул ежа в ту ночь, когда мне позвонила Ленка. То есть, конечно, не пнул, а так — отшвырнул ногой, чтоб не мешался. Что называется «поддел»… Впрочем, кто кого поддел — это еще вопрос. Еж к осени матереет, колючий становится, ужас, наступишь — мало не покажется.

Мне, во всяком случае, не показалось.

Так. Вижу, что придется пояснять. Начинаю сначала.

Я в тот раз заночевал у Сереги, бывает так: зашел с джин-тоником и засиделся. Было холодно, ближе к вечеру и вовсе хлынул дождь, Серега выделил мне раскладушку и матрас, и я решил остаться. А ночью, в половине третьего, вдруг затрезвонил телефон — настырно, звонко, резкими междугородними звонками. Кабанчик спал как мертвый, а телефон все звонил и звонил. Я ворочался с боку на бок, наконец не выдержал, поднялся, завернулся в простыню и поплелся отвечать.

Коридор в Серегиной квартире узкий, темный и ужасно захламленный, свет в нем включается где-то возле входной двери, луна в окошко тоже светит еле-еле, естественно, ни хрена не видно. Я лишь успел заметить, как под ногами у меня заметалось что-то маленькое, решил, что это кошка (у Сереги дома два котенка), и поддел его ногой, чтоб ненароком не наступить. А это оказался еж! То есть это я потом узнал, что это еж, а в тот момент просто ничего не понял. Шел я босой, поэтому завыл и рухнул как подкошенный, впотьмах уронил на себя прислоненную к стене кроватную сетку и некоторое время беспомощно барахтался под ней, а проклятая зверюга атаковала меня то слева, то справа, то откуда-то снизу, пока наконец не удрала на кухню.

Знатный еж. Противотанковый, не иначе.

Телефон продолжал звонить. Ругаясь шепотом, я наконец освободился, дохромал до телефона и сорвал трубку. Наверное, так индейцы сдирали скальпы с бледнолицых — одним движением и сразу; аппарат чуть на пол не упал.

— Да! — крикнул я, скребя исколотую ногу. — Алло!

— Сережка, ты? — отозвался женский голос.

— Нет, не я, — недружелюбно буркнул я. — Сергей спит. Позвать?

— Не надо, — нисколечко не смутились на том конце провода. — Это я, Ленка!

— Какая еще Ленка?

— Рогозина.

Звонили откуда-то издалека. Пауза между фразами была огромная — секунды полторы, можно было физически ощутить, как слова летят с орбиты через спутник. Мгновение я соображал, что к чему. Потом вдруг до меня дошло: Ленка!!!

Я так и сел, где стоял.

Ленка — историк и этнограф. По совместительству — немножко археолог. Живет на Чукотке, там же и родилась. Ужасно интересный человек. Я с ней познакомился, когда на северах работал; очень мы тогда сдружились. Переписывались, конечно, но звонить друг другу как-то не решались.

— Ленка? Сумасшедшая… Слушай, а это правда ты? Как ты меня… Впрочем, что я говорю, я ж сам тебе Серегин телефон дал… Ты откуда звонишь?

В трубке раздался смех.

— С Чукотки, откуда ж еще? Сколько у вас там сейчас?

— Чего «сколько»? — не понял я. — Градусов, что ли?

— Времени сколько?

— Ах времени! Полтретьего…

— Тогда понятно, отчего ты так тормозишь. Я приезжаю послезавтра. Встретите меня?

— Встретим… Погоди! Когда встречать? Ты каким рейсом летишь? Не клади трубку! Погоди! Алло!

Ленкин голос снова рассыпался смехом.

— Я поездом, — сообщила она. — «Кама», восьмой вагон. Я завтра экзамен в Москве сдаю, а после — сразу к вам. Так встретите?

— Конечно! Ждем!

— Вот и хорошо. Увидимся! И она повесила трубку.

Некоторое время я неподвижно сидел и слушал короткие гудки. Еж на кухне громко топал, рылся в кошачьей миске и пыхтел как паровоз. Я наконец совсем проснулся, ощупью двинулся обратно в комнату и растолкал Кабанчика.

— Ленка в Пермь приезжает, — сообщил я ему.

— Какая Ленка?

— Рогозина. Только что звонила.

— Которая с Чукотки, что ли? — осведомился Серега, зевая до хруста в челюстях.

— Она самая…

— Ну и дура, — проворчал он. — Чем звонить, лучше бы икры прислала баночку по почте за такие деньги… Чего тут смотреть-то осенью? Нет, чтобы летом…