Бытие наше дырчатое - Евгений Лукин Страница 24

Симптом мышления вслух, если кто не знает, наблюдается при некоторых формах психопатий.

Опасаясь наступать на предательски звучную дорожку. Артём предпочёл удалиться на цыпочках по газону. В противоположном закоулке парка имелась ещё одна лавка. Если не доломали.

Пока шёл, несколько раз почудилось, будто за ним кто-то подглядывает, перебегая от дерева к дереву. А это уже бред преследования. Интересно, который из двух его вариантов: мегаломанический или депрессивный?

Скамейка (во всяком случае, левая её часть) была целёхонька. В нестриженой траве валялся вскрытый картонный ящик с надписью «Не вскрывать!». Правильно, ребята! Так их! А то, ишь, придумали: не вскрывать… Стратополох смёл ладонью с брусьев воображаемый сор (аматофобия — навязчивый страх, боязнь пыли) и, присев, приступил к публичному посечению «больничного режима» и лично доктора Безуглова.

Итак…

«За Родину болеет душой один Президент. А мы с вами — лишь синдромы его душевной болезни».

Это мы восстанавливаем. Это у нас пойдёт первым номером.

Дальше.

«Можно ли довериться психиатру, если он считает этот мир нормальным?»

Тоже пойдёт…

А вот «Время — лучший лекарь…» и «…спешно принялся втыкать вырванный волосок…» — к лешему! Чтобы никакого мелкого зубоскальства… Чтобы уж куснул — так куснул. Скажем, так:

«На самом деле никаких галлюцинаций не бывает. Просто эти психиатры верят всему, что им ни расскажи…»

Давно не работалось Стратополоху с такой злобной лёгкостью. Потратил часа полтора, но подборочка вышла — загляденье. Хоть сейчас вызывай «неотложку» и отправляй автора в психоприёмник.

Злорадно представляя заранее, с какой болезненной гримасой будет всё это читать завлитдиагноз (а там, глядишь, и редактор!), Артём поднялся со скамьи — и в этот самый миг из-за древесного ствола навстречу ему шагнула, будь она неладна, всё та же моложавая мегера из «Последнего прибежища».

Неужели следила? Да наверняка! А может быть, даже и подслушивала — кабинетик Валерия Львовича на первом этаже, окна приоткрыты…

— Вы взяли выписку из поликлиники? — прожигая его тёмным инквизиторским взглядом, процедила она.

Пуговка. Какая, к чёрту, пуговка? Пуговки — маленькие, кругленькие…

Ещё и к ответу требует!

— Нет! — злобно бросил он.

Лицо её судорожно исказилось.

— Ненавижу!.. — прошипела она, уже привычным рывком ослабляя узел его галстука.

— Где это ты так извалялся? — не понял завлитдиагноз.

— «Скорая» сбила, — досадливо отвечал Стратополох, отряхивая локоть.

— Хорошо хоть на газон, — соболезнующе заметил тот. — Наладонник, надеюсь, не пострадал?

— Нет, — глухо отозвался Артём. — Я его отбросить успел.

Так оно, кстати, всё и было.

Сократовское лицо завлитдиагноза выразило уважение и сочувствие.

— Герой, — оценил он. — Кроме шуток — герой. Ну-с, и как поживает наша подборка?

— Вот! — с вызовом сказал Стратополох.

Бывший друг и соратник, а ныне работодатель скопировал файл и, выведя на монитор, приступил к чтению. С каждым новым афоризмом он становился задумчивей и задумчивей: нижняя губа оттопырилась, надбровья нависли неандертальски.

Прочёл, помолчал.

— Ну что ж, — промолвил он наконец. — Спасибо.

— Не стоит благодарности, — с аптекарской точностью отмерив дозу яда, отозвался безукоризненно вежливый Стратополох. — Я так понимаю, что услуги мои больше не понадобятся…

— Да почему же не понадобятся, — расстроенно возразил завлитдиагноз. — Давай теперь новую порцию…

— А эту куда?

— В номер, куда ещё?

— В номер — в смысле в печать?!

Завлитдиагноз молчал.

— Всю как есть?!

Завлитдиагноз молчал.

— Ты что… — Артём невольно понизил голос. — И редактору даже не покажешь?

Завлитдиагноз вздохнул.

— Редактор тут ничего не решает…

— А ты?

— А я ещё меньше, — уныло признался бывший друг и соратник.

Реакция Артёма была, выражаясь по-нынешнему, аффективно-шоковая, гипокинетичекая. Проше сказать, офонарел Стратополох.

— Неужели… селёдка?.. — хрипло выговорил он секунды три спустя. Глаза его были незрячи.

— Что за селёдка?

— Удивительно вкусная… — упавшим голосом известил Артём. — А водка — так себе… — Встряхнулся, опомнился. — Слушай, у вас тут есть какая-нибудь… моментальная химчистка… или что-нибудь в этом роде?..

* * *

Старательно причёсанный, в безукоризненно отутюженном костюме без единого пятнышка, подходил Артём Стратополох к родному дому. У дверей подъезда стояли и напряжённо смотрел и вослед чему-то давно уже скрывшемуся за углом сладкоголосая соседка и её серенький невзрачный супруг.

— Здравствуйте, — сказал Артём. — Что-нибудь случилось?

При виде его женщина просияла, затем спохватилась и пригорюнилась. Глазёнки, однако, продолжали сиять. Яркий пример хайрофобии — навязчивого страха проявить чувство радости в неподобающей обстановке, например, на похоронах.

Что до соседа — тот, напротив, насупился, отвернулся и принялся недовольно высматривать что-то в стене. Из кармана плащика этаким намёком торчал сегодняшний номер газеты «Будьте здоровы!» «Литературным диагнозом» наружу.

— Хорошего, хорошего мальчика воспитали… — умильно запела соседка то ли глумясь, то ли вправду радуясь. — Настоящий юннат, побольше бы таких…

— Что случилось? — холодея, повторил Артём. От сегодняшнего дня он уже ждал всего что угодно.

— Маму родную санитарам сдать — это ещё ведь не всякий решится…

— Что?! — заорал Артём.

— Что-что… — буркнул супруг, по-прежнему недовольный стеной родного дома. — Подъехала «скорая», вывел он её под ручку, усадил…

Трясущимися руками Стратополох отпер парадное и, прыгая через ступеньки, кинулся к себе — на второй. «Нет! — стучало в голове. — Нет! Не может быть… Чтобы Павлик…»

— Павлик! — крикнул он, распахивая дверь.

В прихожей немедленно возникла испуганная мордашка сына. Голубого девчачьего галстука на прилежно вымытой шее на этот раз не было. Не было, впрочем, и розового.

— Где мама?

— Увезли…

— Куда?

— Не знаю. В диспансер, наверно…

— Кто вызвал? Ты?!

— Я-а? — возмутился Павлик. — Сама сдалась!