На тропе войны - Юрий Соколов Страница 24

Я то ехал на Люцифере, то слезал с него и шел рядом. Костомех шагал за нами в автономном режиме, с приказом не транжирить ману. При такой установке он не только безбожно притаптывал своими ножищами траву, но и мял кусты, ломал мелкие деревца, которые мог бы обойти, с хрустом наступал на коряги, не пытаясь их перешагнуть; короче, вел себя примерно так же, как трелевочник, на котором пьяные мужики поехали в тайгу на рыбалку. Не беда: следы нам скрывать незачем. Потащится кто за нами с дурными намерениями — будем биться. Айк правильно сказал, что до некрополя мне нужно до шестидесятого уровня подняться. И чем раньше я его получу, тем лучше. Шифроваться начнем только если противников окажется много.

Наверно, я должен был чувствовать возбуждение и душевный подъем в начале труднейшего, и одновременно сулящего крупную прибыль предприятия. Однако ничего похожего не чувствовал. И лишь радовался этому. Как раз такая хрень в преддверии серьезных проектов ни к чему. Потому что пока ты упиваешься вдохновляющими эмоциями, кто-то может пустить в тебя стрелу. Или вонзить зубы. Или сделать еще что-либо неприятное. И ты так и останешься в преддверии, не успев войти в двери.

Я открыл в интерфейсе текущее задание и карту, выбрал в меню команду «обновить», однако остался при своем интересе. Ничего не обновилось ни на той, ни на другой вкладке. Духи лабиринта не собирались перечерчивать мне маршрут к некрополю, исходя из моего действительного местоположения. Видно у них с прокладкой курса дела обстояли как у Понтия Пилата: «Еже писах, писах». Точнее, применительно к данному случаю, еже рисовах, рисовах.

При подобном их отношении и моем полном неведении относительно особенностей местности вдали от знакомых троп, правильнее для нас было бы выйти к лабиринту, и уже оттуда двигаться намеченной бесплотными стежкой. Но я не хотел лишний раз топтаться возле древнего сооружения варваров, особенно теперь, с костомехом, слишком явно демонстрируя возможным преследователям важность для меня этого места.

Еще раз посмотрел карту. Километрах в тридцати от лабиринта текла река. До нее, если верить условным обозначениям, ничего примечательного не было. А на берегу стоял храм в честь какого-то Журба. Заброшенный и полуразрушенный, естественно. Скорее всего, этот Журб — местное божество, расцвет культа которого пришелся на времена существования Гинкмарского королевства. Стоит срезать угол и идти прямо туда. Мимо реки не промажем, храм рано или поздно найдем. Между ним и нами гораздо более трех десятков верст, но, кажется, нет никаких труднопреодолимых препятствий. Просто лес…

Я остановился и недовольно засопел, сверля взглядом сплошное зеленое поле. Костомех с Люцифером остановились тоже: один с безразличием, второй — вопросительно глядя на меня. Я прекратил бесполезное созерцание однообразного ландшафта без единого значка на нем, хлебнул вина из фляги и закрыл карту. На самом деле неизвестно, что там, впереди. Может, именно лес. Может, болото. Может, заросшая бурьяном старая гарь, которая ничем не лучше болота в плане проходимости.

— Кажется, раньше ты никогда не боялся сделать что-то неправильно, — сказал Люцифер. — По крайней мере не боялся слишком. Именно поэтому и побеждал, и преодолевал любые трудности. Отчего так засомневался сейчас?

— Оттого, что ошибка в самом начале большого дела — дурная примета, — ответил я. — У нас дурные приметы — суеверия, а у вас они действительно предзнаменования.

— Сегодня мы пойдем по местам, где не раз бывали. Завтра уже будем идти где не бывали, но, строго говоря, по обитаемым землям, в которых еще встречаются контролируемые бандами деревни. И лишь послезавтра попадем в настоящую глушь. Будет время сделать подношения, попросить богов о помощи. Если ничего не добудем, пожертвуем частью припасов. Столкнемся с чем-то слишком опасным и нам непосильным — обойдем это или вернемся назад, проявив осторожность и мудрость, и тем самым превратим дурное предзнаменование в доброе.

— Тогда поворачиваем теперь же. До ночи далеко — успеем сократить расстояние до реки хоть немного.

И мы свернули. Двигались неравномерно: лес есть лес, здесь можно за полдня пройти и двадцать километров, и два. Добыча попадалась — что зверье, что монстры, — и тратить припасы на подношения не пришлось. Пять дней прошло без особых приключений, а на шестой мы уткнулись не в болото и не в гарь, а в каменную пустошь. Огромные валуны местами лежали вплотную друг к другу, местами свободно. Землю меж ними устилали камни поменьше и песок. На ней ничего не росло; лишь кое-где валялись высохшие и выбеленные солнцем коряги. Мы словно попали в пустыню.

— Пройти здесь можно, — заметил Люцифер. — И даже без особого напряжения.

— Конечно, — согласился я. — Собственно, мы тут еще быстрее пойдем. Только далеко ли уйдем? Я не могу представить естественных причин, по которым в природе могла образоваться эта свалка булыжников. Даже в природе Вселенной Дагора. А раз она не образовывалась естественно, значит, появилась неестественно.

«Ваша проницательность улучшена на 0,001 %», — нехотя, словно сквозь зубы, выдавила из себя система. После перехода на средние уровни мне стали доступны не только текстовые уведомления, но и звуковые, и я иногда менял формат для разнообразия. Голос в звуковых пока изменить не мог. Он был один, женский, приятный, но запинающийся, как в говорящих часах, подаренных в детстве отцом, которые при нажатии на кнопку сообщали: «Семь часов… тридцать девять минут». Или: «Одиннадцать часов… ровно!».

Кстати, примерно столько сейчас и было. Часов одиннадцать.

— Знаешь, подруга, — сказал я голосу. — Одна тысячная процента — это нечто такое, что не стоит и упоминания. Но все равно спасибки. За очевидный-то вывод.

— Уведомления о незначительных достижениях начинают приходить тогда, когда система считает нужным тебя приободрить, — сообщил Люцифер.

— Эх, что ж ты не подождал, пока сам догадаюсь? — упрекнул его я. — Лишил меня еще одной тысячной.

Из-под ближайшего валуна выползла змея, окраска и повадки которой кричали о ее ядовитости и агрессивности. Люцифер поднял ногу, за которую гадина попыталась его укусить, и раздавил ей голову копытом. Через минуту из норы у соседнего валуна выскочила еще одна змея — точно ее из тюбика выдавили. Эта оказалась больше первой. Конь прикончил ее другим копытом. Я стал разгребать носком сабатона песок перед собой. Сверху он был сух, внизу влажен.

— Думал, над пустошью дожди не идут, как над лабиринтом духов? — спросил Люц.

— Ага, — ответил я. — Однако вода здесь есть. А растительности все равно нет. И коряги выглядят так, будто росшие тут кусты и деревья тысячи лет назад засохли. А раз растительности нет, то нет и животных, которые ею питаются. Кого в таком случае едят змеи? Ползают охотиться в лес? Но почему тогда и не поселиться в лесу?