Царская охота - Олеся Шеллина Страница 24

— Я убью этого проклятого ростбифа, — пробормотала она, с остервенением смывая с лица краску.

Филиппа уже заметила, что русские дамы пользуются пудрой, румянами, помадой и другими ухищрениями очень умеренно, и что Петр смотрел весьма неодобрительно на красоток с выбеленными лицами в париках и с мушками в самых неожиданных местах весьма неодобрительно, поэтому, раз синяк не скрыть, то и выставлять себя идиоткой смысла не имеет. Пришлось использовать плащ с глубоким капюшоном, чтобы лица не было видно. Она знала, что в это время Петр работает в своем кабинете, поэтому сразу же направилась туда. Идя по коридорам дворца, она в который раз уже поразилась тому, что он полупустой. Нет толп разряженных придворных, которые непонятно чем заняты, только слуги пробегали бегом, а еще военные. Во дворце было много военных. Женщин же не было видно вообще. Филиппа знала, где располагался кабинет, но ни разу в нем не была, поэтому совсем не ожидала увидеть непосредственно перед кабинетом еще одну комнату, в которой за огромным столом, заваленным бумагами, сидел рыжий секретарь и что-то быстро писал. При этом охрана из двух гвардейцев стояла перед этой комнатой, а вот перед дверьми самого кабинета их не было. Рыжий в это время поднял взгляд от бумаг и, увидев ее, удивленно приподнял брови, а затем кивнул на приоткрытую дверь, словно говоря без слов, что она может войти, потому что государь один и вполне сможет ее принять.

Войдя в святая святых, Филиппа плотно прикрыла за собой дверь, потому что решила, что приоткрытая дверь означает, что в кабинете нет посетителей и государь относительно свободен. Он сидел за столом с закрытым руками лицом, а его плечи вздрагивали, как от рыданий. Филиппа внезапно подумала, что что-то случилось и быстро подошла к столу, но тут он отнял руки от лица, и она увидела, что Петр вовсе не плакал, он смеялся. Ей даже захотелось себя пнуть, и обозвать романтичной идиоткой, которая навоображала черт знает что.

— Мы может поговорить? — тихо спросила она, а он отрицательно помотал головой. — Прости, я не знала, что ты занят, — она жалко улыбнулась и уже хотела отойти от стола, но он внезапно нагнулся и схватил ее за руку, останавливая, снова делая головой отрицательный жест. Остановившись, она смотрела, как он выходит из-за стола и подходит к ней. Чтобы компенсировать разницу в росте, Петр оперся на стол нижней частью спины и привлек ее к себе. Филиппа замерла, почувствовав, как пересохло во рту и вспотели руки, но он всего лишь наклонился к ней и прошептал прямо в ухо.

— Я не могу говорить, но могу отвечать письменно. Ты же еще не разучилась читать? — вот теперь уже она замотала головой, пытаясь понять, когда пропустила момент, в котором стала реагировать вот так на его близость? А Петр снова взял ее за руку, подхватил со стола чернильницу, перо и стопку бумаги, потащил ее ко второму столу, расположенному в другом конце довольно большой комнаты. Там он усадил ее на стул, а сам сел очень близко, так, что ее юбка закрыла его ноги. Снова наклонившись к ней, он прошептал. — Плащ сними, здесь жарко, — и внимательно так посмотрел, приготовившись слушать.

Хоть Филиппа и настаивала на том, чтобы говорить по-русски, но она слишком волновалась, поэтому про слуг и свои наблюдения рассказала на своем родном языке. Петр выслушал ее сбивчивую речь не перебивая, затем кивнул и написал: