Сага об орке. Начало - Игорь Чиркунов Страница 24

Несколько дней после я ходил как в воду опущенный. Мелькнула мысль — а может ну его все нахрен? Ножик у меня есть, полосну по запястью, и делов-то. Может очнусь в своем мире, типа «квест не пройден»? Снова институт, тусовки, зарубы в онлайне? Да даже если нет — все одно, с таким прогнозом дальнейшая жизнь не представляется чем-то ценным, чтоб за нее отчаянно цепляться.

Но прошла неделя, покрутив слова мелкого гавнюка так и эдак я решил, что моя возможная бездетность слишком сильный козырь. Если бы все было так как ляпнул Калле, мне об этом еще Йорген, а может и Варди сказали в самом начале, как только я начал барагозить: «парень, даже не рассчитывай. Полукровки стерильны, а значит по нашим законам это вообще не члены общества». И никто бы со мной не возился. Нет, засранец придумал все, чтоб меня уязвить!

Но осадочек на душе остался.

Наконец зашевелился Акке. Поворочался с боку на бок, распахнул глаза, рывком сел, скинул одеяло. Пока он тянулся, перестала сопеть Грид, осторожно выбралась из-под руки мужа, поднялась на ноги одергивая длинную рубаху, служившую местным женщинам и ночнушкой и нижним бельем. Зашевелились и остальные: потягивались, жмурились, поднимались на ноги. Ну всё, ночной отдых закончен, здравствуй новый день. Новый рабочий день.

Вместе со всеми потащился к сортиру. Мужики-женщины — все без разбора занимали сидячие места над дырками, облегчившись тянулись к бадье.

Одним из сильных впечатлений для меня было то, какие орки чистоплотные. Дважды в неделю, если не было каких-то особо грязных работ — баня. Перед каждой едой — тщательнейшее отмывание рук, лица, многие ополаскивались до пояса. Вечером — почти полная помывка из бадьи, с мочалкой, щелоком — местной заменой мыла. Чистили орки и зубы, пользуясь размочаленными веточками. А еще, я поразился — все, кроме рабов конечно, очень много внимания уделяли волосам! В прошлой жизни столько мыть и причесывать волосы могли только девчонки, в моем окружении, по крайней мере. Здесь же, у каждого мужика был свой гребень, голова мылась и расчесывалась ежедневно. Я, было дело, по началу думал укоротить, доставшуюся от реципиента растительность, но здраво поразмыслив, посмотрев на короткостриженых рабов решил: ну нафиг! Пусть будет как есть.

Облегчившись, помывшись и почистив зубы я пошел… нет, не на завтрак. Традиционно, до завтрака здесь часа два работали. Почти месяц с момента нашего с Йоргеном возвращения шла беспрерывная заготовка сена: его косили, сушили — с утра раскидывая, к вечеру собирая в валки или скирды, сухое — складировали в доме. Но вот однажды отец семейства вышел в поле рядом с домом, расшелушил колосок, ссыпал зерна в клыкастую пасть, очень внимательно пережевывал, задрав очи к небу… Потом еще раз оглядел горизонт, что-то прикинул, подсчитал на пальцах… и махнул рукой.

С той поры все силы были брошены на уборку зерновых. Вот и сегодня до завтрака будем убирать рож с ближнего поля, которое прямо рядом с домом, а после пойдем на расположенное в часе ходьбы от усадьбы. Там же, где еще два луга на вершинах холмов под сено, и ближний выгон для свиней — летом скотину возле дома не держали. Поскольку не жать, не вязать снопы у меня еще не получалось, я опять изображал подтаскуна-относчика: подай-принеси-пошел на-…-не мешайся: взял охапку снопиков, потащил в овин: легкая постройка для сушки снопов, с небольшой печкой посредине. Топка печки, кстати, тоже на мне. Подсохшие снопики на гумно — огороженный участок, где мужики цепами обмолачивали снопы. Поначалу уставал, часто приходилось «перекуривать», но со временем втянулся, поймал, так сказать, ритм… Одно смущало — на такой работе быстро отупеешь, ибо когда я «входил в ритм» мой мозг переходил с состояние транса: ты просто таскаешь, гребешь, трамбуешь, подкидываешь торф, ворошишь угли… и главное не задумываться: когда это кончится, сколько еще нужно, в чем цель… Работа, как шутили на Земле: «от забора и до обеда». Мне просто нужно было продержаться до поездки в Борг.

Как орки понимали, что пора идти на завтрак, для меня так и оставалось загадкой. В какой-то момент они просто все разом останавливали работу, собирались и шли к дому. Почему? Что за сигнал? Не понимаю.

Я пристроил на сушке очередную партию снопов, поворошил торф в печке, но подкидывать не стал — эта партия задержится, и чтоб не пересушить, огня добавлять не стоило. Подхватил снятые, уже просохшие снопики, потащил на гумно — не люблю бросать работу, не закончив производственный цикл. Поэтому к тому моменту, как я добрался до кадки, там уже отмывались рабы, но заметив меня, они тут же от воды отошли. За стол усаживался последним…

Фритьеф! Вернулся! Три дня назад он уезжал в одаль Гунара, мужа старшей дочери Йоргена.

— Как съездил? Как дорога?

Гигант одарил меня равнодушным взглядом.

— Хорошо.

— А чего ездил то? По делам, иль так, в гости?

Ответом было молчанье. Ну ок, вот и поговорили!

Калле, шмыгнувший за стол буквально передо мной, повернулся к ветерану, спросил через мою голову.

— И что? Он даст людей?

И тут же заткнулся, натолкнувшись на еще один красноречивый взгляд. Но видимо шило в заднице моего соседа слева было не только острое, но и раскаленное, ибо чем объяснить, что минут через десять он опять не выдержал?

— А он сам участвует?

На этот раз Фритьеф ответил.

— Нет.

— А когда уже…

Раздраженный рык не дал Калле договорить.

— Отец скажет.

Коротко и ясно: «заткнись и жри!»

Ели молча, деловито, ждала работа. Даже я проникся спешкой — народ все время поглядывал на небо, не затянет ли ненастьем, успеем ли собрать, сохранить то, что будем есть потом всю зиму. Но в конце Йорген хлопнул ладонью по столу, привлекая внимание.

— Значит так. Через четыре дня, в Борге начинается тинг. Значит заканчивать с зерном будете без меня. Дорогая, — голос потеплел, снизил громкость. Йорген обратился к жене, — присмотришь здесь?

— Конечно муж мой, — степенно кивнула та.

— Хорошо. — Одальбонд вновь подкрутил громкости, — со мной едут: Сигмунд, Фритьеф, Хрут. Мари и Финир приедут сразу туда.

Мое сердце екнуло… но тяжелый взгляд дяди наконец нащупал мою персону за столом.

— Ты едешь тоже.

Я кивнул. Выдох. Не сказать, чтоб я боялся, обычно дядя пустых обещаний не давал и в тупую не обманывал. Обещал, что пойдет с моим делом к ярлу, значит пойдет. Но все равно, под ложечкой посасывало — а вдруг? Иногда, перед тем как заснуть, в голову осторожно прокрадывалась мысль: а не останусь ли я на всю жизнь работником на ферме дяди? И даже когда он умрет, одного одальбонда сменит другой, Сигмунд или Калле. И даже тогда, я по-прежнему буду: ворошить сено, таскать снопы, топить печь, вычищать стойла… А еще — косить, жать, молотить… А-а-а-а!!! Я не выдержу!!!