Нефрит. Огонь. Золото - Джун Ч. Л. Тан Страница 24

АЛТАН

На следующий день мы покидаем кочевников. Они щедро заполняют наши котомки едой, тем самым значительно улучшая настроение Тан Вэй. Мы держим путь на север, ориентируясь по солнцу. Впереди маячат горы Удин, с каждым днем увеличиваясь в размерах.

Я приближаюсь к цели, но из ночи в ночь в голове крутятся слова Шенни, словно шифр, который я не могу разгадать.

Сердце – это не слабость.

Что она хотела этим сказать? И какое это имеет отношение к поиску меча света или Похитителя Жизни?

У подножия горного хребта раскинулась деревенька, и мы проводим ночь на местном постоялом дворе, уплетая за обе щеки простой, но сытный ужин. Как бы Тан Вэй ни протестовала, мне удается убедить ее не сопровождать меня до источника Цзюй. Путь слишком опасен, и, кроме того, ищущий феникса должен совершить это путешествие в одиночку.

Наконец она уступает, обещая, что присоединится ко мне для начала восхождения, и на рассвете мы вместе выходим. Даже при дневном свете скалистый горный пик затянут туманом, напоминая акварели, которые висели во дворце. Я никогда не имел склонности к искусству, а вот сестра начала рисовать прежде, чем научилась писать. Останься она в живых, стала бы искусной художницей.

Мы останавливаемся на голом уступе, чтобы немного отдохнуть.

– Какой ужасно долгий подъем на вершину, – замечает Тан Вэй, жуя кусок вяленого мяса.

«И падение будет не менее долгим», – мысленно добавляю, глядя вниз.

– Здесь нам нужно расстаться, – говорю я. – У тебя будет достаточно времени до заката, чтобы спуститься.

– Ты плохо спал прошлой ночью, не так ли? Может, стоит отложить восхождение до завтра? Здесь хорошее место, чтобы разбить лагерь.

– Пустая трата времени. – Выхватывая у нее вяленое мясо, отрываю себе полоску.

– Отдай!

– Могла бы и сама догадаться оставить мне немного. Ты-то вернешься на тот милый маленький постоялый двор с удобной кроватью.

Тан Вэй морщится.

– И просплю тысячу лет, не меньше! – Выражение ее лица становится серьезным: – Как ты думаешь, сколько времени это займет?

– Понятия не имею.

Вид у подруги такой, словно она хочет сказать что-то еще, но вместо этого ударяет меня по руке с большей силой, чем требуется.

– Что ж, не вздумай там умереть!

– Не умру, – произношу я с уверенностью, которой вовсе не чувствую. – А если я все же это сделаю, потом сможешь сказать моему трупу: «Я же тебя предупреждала!»

– Не накликай беду. – Тан Вэй снова бьет меня, на этот раз несильно, почти с нежностью, а затем, взмахнув юбками, прыгает вниз по камням, словно горная коза.

Я продолжаю восхождение в одиночестве. Склоны кажутся пустынными, хотя до меня то и дело доносятся характерные звуки дикой природы. За моими действиями настороженно наблюдает расположившееся высоко на ветвях деревьев семейство золотистых курносых обезьян. Еще выше выводит свою трель дрозд. Я вдыхаю сладкий аромат цветов и спелых фруктов и вспоминаю дворцовые сады, в которых когда-то играл. Живописные и спокойные, горы Удин защищены от остатков темной магии моего прадеда.

Пока.

Если я ничего не сделаю, чтобы остановить ее распространение, этот оазис флоры и фауны превратится в пыль.

Чем выше я поднимаюсь, тем ниже становится температура. Плотнее запахиваю на шее подбитый мехом плащ, радуясь, что на мне перчатки, согревающие пальцы и облегчающие прохождение моей магии.

Магия тяньсай действует по принципу ци, или жизненной силы, являющейся базовой субстанцией, из которой состоит мир. Все живые существа и сама природа связаны этим постоянным круговоротом и потоком энергии. Хотя все люди рождаются с изначальной ци, только те, кто достаточно восприимчив к действию этой духовной силы, могут использовать ее как форму энергии и высвобождать через меридианные точки на кончиках пальцев.

Многие тяньсай рождаются с сильной склонностью к одному из пяти природных элементов нашего мира – усин: ветру, воде, огню, земле или металлу. А вот способность красть жизнь, как мне кажется, относится к аномалиям за пределами усин и считается самой редкой.

Лишь некоторые тяньсай могут управлять более чем одним элементом, и еще меньшее количество достигло совершенного владения своим элементом, поскольку это требует долгих лет практики. Как правило, тяньсай некогда этим заниматься – в попытке сохранить себе жизнь они только и делают, что спасаются от преследования Дийе.

Мне посчастливилось постигать искусство самосовершенствования под руководством мастера Сунь. За годы упорных тренировок я научился управляться с несколькими элементами. Неудивительно, что с огнем у меня самые непростые отношения. Эту стихию контролировать труднее всего, и даже спустя столько лет, думая об огне, я немедленно вспоминаю матушку. И священников.

И человека, который ее убил.

Я останавливаюсь, чтобы посмотреть на туманное облако, кружащее над горной вершиной. Потребуется, по меньшей мере два дня, чтобы добраться до источника Цзюй – или, по-иному, источника Воспоминаний, – где, как говорят, покоятся Кости Оракула Духовного Зверя.

«Никто не знает наверняка, жив ли феникс».

Неужели я трачу время на глупую затею, на миф, когда мог бы охотиться за подонками, убившими мою семью?

Снова возвращаются непрошеные воспоминания о сестре. Мы были близнецами, но отец любил повторять, что у нее железная воля. А вот обо мне он никогда так не говорил. Даже в детстве моя сестра была бесстрашной. Такой, кто целеустремленно выследит своих врагов и, не задумываясь, поразит их. Она не стала бы терзаться сомнениями, не дрогнула бы. Сестра разочаровалась бы во мне, привыкшем тщательно все обдумывать.

Матушка часто называла меня солнцем своей луны. Но если она была луной, то я – приливом, который убывал и прибывал под действием ее притяжения.

Это сестра должна была пережить ту песчаную бурю десять лет назад, а не я. Только вот у богов, как всегда, извращенное чувство юмора.

Я делаю глубокий вдох и прогоняю сомнения. Моей сестры нет.

Зато я здесь.

На третье утро я достигаю края туманного кольца. Рассвет раскрашивает пастельное небо сияющими красными и оранжевыми лентами, окружая горный склон ореолом. Сосульки на хвое деревьев растают с восходом солнца, а пока сверкают на свету, и мое дыхание клубится маленькими белыми облачками. Непроницаемая тишина окутывает это место. Ни следа присутствия диких животных. Ни ветерка. Никакого запаха. Как будто бы время остановилось.