Шторм света - Кэт Розенфилд Страница 24

– ПРОВЕРКА, ПРОВЕРКА, ПРОВЕРКА, – ворчит Даггетт Смит.

Он смотрит поверх камеры на своего режиссера, и тот неуверенно поднимает вверх два больших пальца. До эфира остается всего несколько минут, и нужно правильно настроить аппаратуру. В наушниках Даггетта звучит голос режиссера:

– Все хорошо, мистер Даггетт, но…

– Что? Делай все как следует, а не как твоя мать, которая произвела на свет тебя.

Даггетт оглушительно смеется собственной шутке, наслаждаясь смущенным выражением лица режиссера – видно, что плоский юмор ведущего ему не по душе, и все же он вежливо посмеивается:

– Хе-хе. Ага. Просто когда вы говорите, уровень децибелов не вполне…

– ПРОВЕРКА! – вопит Даггетт, так что режиссер подпрыгивает.

Даггетт даст этому парню еще самое большее три недели, а потом вышвырнет к чертовой матери. Текучка кадров в его шоу уже стала притчей во языцех и поводом для шуток, которые сам Даггетт находит просто уморительными. Ничто не дарит ему большего наслаждения, чем возможность заполучить в свои когти какого-нибудь сопливого лузера, недавнего выпускника колледжа, готового горбатиться за мизерную зарплату, – этакого наивного одуванчика, рассчитывающего в качестве оплаты получить не только деньги, но и одобрение, поддержку – и растереть его гордость в порошок.

– Так намного лучше, спасибо, мистер Смит. Две минуты.

На этот раз поднятые вверх большие пальцы дрожат сильнее прежнего: у режиссера такой вид, будто он борется с подступающими слезами. Даггетт мысленно понижает свою оценку этого парня. Три недели? П-ф-ф-ф. Скорее уж одна неделя, максимум.

Стол, за которым сидит Даггетт, находится в круге яркого света, вне которого царит полумрак – там раздаются негромкие, сердитые голоса, но Даггетт не обращает на них внимания. Сейчас он не может отвлекаться на эту ерунду, потому что пора делать шоу. Он бросает взгляд на мониторы, проверяя, правильно ли установлены камеры: они должны быть расположены под строго определенными углами, точнее – и Даггетт первый это признает – под одним-единственным углом, но даже так ведущий выглядит в кадре неблестяще. Возможно, о его самомнении слагают легенды, но Даггетт не склонен питать иллюзии: он понимает, что похож на толстую жабу в плохо сидящем парике и что самый толстый слой грима не скроет пунцовые пятна, покрывающие его лицо и становящиеся еще ярче, когда он входит в раж. Плевать. Для его аудитории это не важно. Они смотрят его шоу потому, что хотят услышать его речи, умные мысли, а вовсе не полюбоваться смазливой физиономией. Если бы им хотелось лицезреть стандартную, худую, как вешалка, крашеную блондинку с искусственным бюстом, они легко нашли бы желаемое на «Fox News».

Он шуршит листками с заметками, мысленно перебирает ключевые фразы. Шоу будет улетное. Сегодня он зажжет, как никогда! Нужно развить бешеный успех сюжета «Зараженные оспой паранджи». На этот раз он приготовил для зрителей настоящую бомбу: Даггетт намекнет, что несколько сенаторов-демократов тайно построили подземные железные дороги и контрабандой ввозят из Мексики личинки ленточных червей, спрятанные в желудках нелегальных мигрантов. Звучит дико – наверное, потому что это полная чушь, – но что с того? Даггетта не волнует, что именно он рассказывает народу, правду или ложь. Люди имеют право знать обо всех появляющихся в обществе слухах и могут сами решить, хотят ли им верить или нет. Главное заключается в том, что такое может случиться, а также в том, что Даггетт Смит именно тот самый рупор правды, который говорит народу обо всем, что может случиться… гипотетически. Хотят ли энергичные жители настоящей Америки жить в стране, в которую может нагрянуть кучка беспаспортных мексиканцев и ударить по всей сети ресторанов «Золотая ферма» биологическим оружием в виде червей? Пусть народ решает!

В наушнике что-то щелкает.

– Мистер Смит? – Это снова режиссер; кажется, ему удалось взять себя в руки, но голос звучит резко. – Мы выйдем в эфир через тридцать секунд, но часть оборудования барахлит. Слушайте внимательно, потому что мы, возможно, запустим короткую вставку…

– Да-да.

Даггетт нетерпеливо машет рукой и мысленно начинает обратный отсчет, еще раз перебирает записи и кивает, когда включается свет. На расположенном перед ним мониторе он видит самого себя, сидящего за столом, над его плечом светится огромный логотип ПРАВДОРУБ, окрашенный в патриотический кроваво-красный цвет. Даггетт прочищает горло. В мониторе экранный Даггетт делает то же самое.

– Мои собратья американцы, спасибо, что присоединились к нам сегодня, – говорит экранный Даггетт. – Я Даггетт Смит, и… и я… Я чувствую себя красивой! О, такой красивой!

В реальном времени, в реальной жизни настоящий Даггетт говорит:

– Погодите, что?

Он таращится в монитор, а там экранный Даггетт вскакивает из-за стола и с грацией взбесившегося носорога делает пируэт, дрожащим фальцетом продолжая петь песню Сондхайма ^[10].

– Я ЭТОГО НЕ ГОВОРИЛ! – взвизгивает Даггетт, ударяя кулаком по столу.

На миг ему кажется, что контроль восстановлен: экранный Даггетт тоже стучит кулаком по столу, его красное лицо багровеет, однако вместо, того чтобы повторить слова настоящего Даггетта, экранный Даггетт поет: