Напряжение на высоте - Владимир Ильин Страница 23

Богата страна талантами, а таланты полны надежд изменить этот мир к лучшему. Только миру это может прийтись не по нраву — и всякое доброе дело получит шанс всерьез подумать о своем поступке, в холоде запертых покоев — роскошных согласно статуса, но совершенно забытых хозяевами. Даже чая и напитков — не будет и тех. Мир, живущий в настоящем, не любит, когда заглядывают в его тайны — пусть даже тем только предстоит случиться.

Что до власти, которое дает грядущее — в Кремлевских стенах не остерегались ее владельцев ни в коей мере. Тысяча да еще сто пятьдесят лет, для ровного счета, минули с основания династии Рюриковичей, и остались в тех летах и пророки, и волхвы, и предвестники и видящие — без счета, без имени и без места погребения, развеянные пеплом по ветру.

Оттого и видящей достались холодные покои и отношение. А отцу ее, великому князю — время обсудить с дочерью сей поступок и сделать выводы.

В Империи, где все князья были названы равными, все равно кто-то назначал встречи — а кто-то смиренно дожидался приглашения войти. Это не будет сказано ни девушке, ни ее старшему родичу — но оно должно быть прочувствовано самолично, отпечататься в воспоминаниях об этом вечере.

А когда придет время — то самое, отделяющее раздражение их сиятельств от решения самовольно уйти, к высоким господам прибудут герольды и со всем вежеством пригласят на встречу с равным. На которую они наверняка пойдут — поумерив спесь. Ну, или — как княжна — смеясь уголками глаз и скрывая улыбку.

Многие пророки, между тем, умирали именно так, уверенные и счастливые от пьянящего всезнания. Отцу бы напомнить дочери об этом обстоятельстве — но тот отчего-то вышагивал невозмутимо, с грацией вожака львиного прайда, рядом с которым вился детеныш. Может быть, кто то знает, как умирают пророки — но этот человек куда лучше знал, как умирают все, кто затаит недоброе на его родню.

Бледная ночь, наполненная светом прожекторов и падающим снегом, заглядывала в здание через два ряда окон по правую руку от входа. Сияли электрическим светом тяжелые люстры. Купольные своды высоченного потолка со всей его роскошью отражались в начищенном до зеркального блеска паркете пола. А посреди всего великолепия зала, в самом его центре, были выставлены два кресла, ныне занятых — супротив еще двух свободных, дожидавшихся дорогих гостей.

Уважаемых гостей встречали трое — впрочем, на ногах дожидался только цесаревич Сергий, встав за спинкой кресла, на котором восседал Император самолично. Не поднялась с места и принцесса Елизавета Дмитриевна, с вежливым равнодушием окинувшая вошедших взглядом — разве что коснулась рукой полы длинного изумрудного платья с воротом из светлого меха, то ли поправляя незаметную постороннему взгляду складочку, то ли демонстрируя набор перстней с крупными каменьями на пальцах — идеально подходящих к тем, что украшали заколку на высокой прическе. Впрочем, до личного представления, девушкам было уместно не показывать, что кто-либо вообще присутствует рядом — так говорят традиции, а им в этом здании старались соответствовать.

Может быть, поэтому император встречал их в тяжелой лисьей шубе, накинутой на тканную косоворотку с алым узором на вороте? Не было скипетра и державы в руках, осталась в хранилище шапка Мономаха — но и тяжелое одеяние, собранное из лисьих хвостов, пусть и полураспахнутое на груди, подчеркивало власть и могущество.

Император выглядел ровно так, как был отражен во множестве портретов по всей стране — умный взгляд карих глаз, высокий лоб, уместная возрасту седина в висках коротких волос, широкие плечи и сильные руки с узловатыми пальцами, выглядывающие из рукавов шубы. Если бы иному режиссеру понадобился образ монарха, было бы сложно конкурировать с оригиналом.

Впрочем, с актерами достаточно просто найти подходящее тело, слепленное изнурительными тренировками, а затем наполнить его смыслом написанного сценария, приписывая мудрость и прозорливый ум заготовке, способной говорить выученный текст и двигаться так, чтобы зрители приняли этот образ и поверили в него.

Где бы только актеру добрать той подавляющей ауры мощи, что пробирает ознобом даже через соболиные меха?

В одном актер был бы схож с государем — тому тоже бы подошли любые одеяния и роли: будь то любой из полковых мундиров империи или белый халат врача, накинутый на плечи; деловой костюм магната или легкая летняя рубашка, как во время начальственных инспекций летней порой. Но на сей раз — содержание бы отвечало внешнему виду.

Равно как и сейчас — мужчина в тяжелом кресле и шубе выглядел и был императором, а вовсе не бизнесменом, встречающим делового партнера, которого пригласил обсудить пару вопросов, заодно познакомив дочерей. Именно так по своему содержанию звучало приглашение. И это уже само по себе настораживало князя Юсупова.

Куда скромнее выглядел цесаревич — тот виделся тенью отца в своем классическом костюме в серую полоску, да и держался откровенно скованно, не касаясь даже спинки кресла руками. Но внешне — весьма похож. Странно, что ему не выдали места — словно сорвался в последний миг и навязал свое присутствие, поставив перед фактом.

Впрочем, князю Юсупову до этого было мало дела.

Высокий гость величественно занял предоставленное ему место, разместившись напротив императора. Краем глаза проследил, как изящно присела на край своего места его Ксения — с досадой отметив, что той не пришлась по душе дочь императора, и по всей видимости чувство взаимное. Это у них быстро получается… Хотя, казалось бы, одногодки — и в равной мере не умеют скрывать чувства. Или не хотят? Обе улыбаются, верно — но кто же так смотрит…

— Я выражаю неудовольствие тобой, мой друг. На правах старшего по возрасту. — Голос, раскатами низкого тембра, наполнил высокий зал и растаял в его углах без эха, оставив после себя тишину.

Не было привычных приветствий и заверений в благорасположении — но было признание другом. Хлестнуло по нервам недопустимое слово, уместное только в разговорах с подчиненными — но вполне допустимое в нотациях от старших. Изнуряющая беседа, в которой, по замыслу хозяев, князя Юсупова будут возить мордой по полу, а тому останется только улыбаться, только что началась.

Князь застыл, выпрямившись на своем месте, и поймал взгляд старшего по возрасту — но никак не происхождению и силе воли. Этот вечер обойдется без улыбок.

— Я желаю поговорить о воспитании. — Акцентировал каждое свое слово император постукиванием указательного пальца по подлокотнику. — О главной добродетели, способной сохранить и приумножить достояние семьи.

Юсупов внутренне подобрался и бросил взгляд на дочь. Как и любой политик, он прекрасно знал, что в фундаменте любой благообразной речи сокроются убедительные мотивы для абсолютно любых поступков. А самую главную цель притязаний не стоило и искать — Рюриковичи наверняка намекали на часть влияния на пророка, его Ксению, которую хотели бы получить. Да хотя бы знакомством с принцессой — общество которой, безусловно, пойдет любому воспитанию только на пользу. Сейчас непременно припомнят оскорбление дяди императора, подводя речь под главные аргументы.