Наша игра - Александр Афанасьев Страница 23

Но все равно рано или поздно придется жениться на своей. Иначе никто не поймет. Мужчина должен нарожать детей своей нации, продолжить род.

Немного придя в себя, он поплелся на кухню – квартиру ему купил его тейп, не он сам. Дашка сварила кофе и сейчас что-то делала на плите, вид сзади ему понравился, и он подумал, что с женитьбой на своей и деланьем детей можно и повременить…

Сегодня были лекции, но он на них не пошел, потому что ничего умного там не скажут – отметки в зачетку он покупал, а универ был ему интересен лишь тем, кто учился с ним – там был даже сын министра, он с ним дружил и помогал, потому что отец сказал так делать. Это правильно. Сын министра и сам рано или поздно станет министром, а если ты с министром в деснах – это очень хорошо.

Умный человек никогда не упускает возможности завести друзей…

Вместо этого он подкатил к зданию, в котором раньше было отделение банка, а теперь неизвестно что. Зашел, прокатив карточку на входе. В коридоре попался Алишер, выразительно постучал по часам – опаздываешь. Вместе пошли к Ибрагиму.

Зная Ибрагима, можно было ожидать, что он за опоздание деньги снимет – жадный он был реально, за что угодно мог на деньги выставить. Но ему, видать, было не до того – он нервно ходил по кабинету.

– Сели…

Они сели. Ибрагим, бывший зам прокурора Грозного, ощутимо нервничал.

– Короче, пришел заказ. Крупный. Самый крупный из всех, какие у нас были. Адам сказал – надо делать.

Вы, вероятно, подумали, что заказ – это киллерский заказ, на устранение? Отнюдь нет, так давно никто не работает. Заказ – на услуги коллекторов, возврат денег. Чеченцы скупали долги за семьдесят-восемьдесят процентов – а взимали все сто, а то и больше. Чтобы было понятно – меньше пяти лямов «зелени» они не брались. Как говорил Ибрагим, когда был в благодушном настроении, – бензина больше сожжем.

Ибрагим тяжело, совсем не по-чеченски вздохнул и сказал:

– Двести лямов «зеленью»…

Алишер и Салахуддин молчали.

– … короче, там еще больше, но на госбанках. Это Адам пробивать будет, чтобы нам отдали, это уже не наш уровень. Но и того что есть – выше крыши. Салик, ты знаешь такого Александра Бурко?

Салахуддин кивнул.

– Фармацевтика?

– Она самая. И не только. Он в девяностых начинал с того, что толкал в Москве осетинскую водку контейнерами. Потом отошел. А так разговоры про него разные ходят.

…

– Разные, короче… – подытожил Ибрагим.

Салахуддин никогда не видел своего шефа таким.

– Короче, работаем. Ты, Салик, заедешь к Майснеру, закажешь все, что там у него есть на этого… Бурко. И с самим поговоришь, он тебя знает. И с братом перебазарь, лишним не будет, да. Алишер, на тебе братва – чем дышит этот Бурко, что за ним есть.

– Понял… – сказал Алишер.

Ибрагим почему-то нехорошо посмотрел на него, потом сказал им обоим:

– Идите…

Пистолет при Салахуддине всегда был – травмат. Он прозвонил брата и задал пару вопросов, потом направился к Майснеру.

Майснер официально числился адвокатом, но на самом деле таковым не был – он торговал информацией, причем задорого. Как он ее доставал – неизвестно, скорее всего, через общину, он же еврей, а евреи всеми мировыми финансами заведуют, это всем известно. Но только у Майснера можно было узнать о любом человеке на постсоветском пространстве – что у него реально есть, в России, в других республиках, ставших теперь независимыми, в иностранных юрисдикциях, в офшорах, узнать, богат человек или уже банкрот фактически. Эту-то информацию Майснер и продавал, причем задорого. А Ибрагим отправил к нему Салахуддина не просто так – в свое время, когда семья была в ссылке, кто-то из Мураевых, то ли дед, то ли прадед, спасли жизнь одному из Майснеров, тогда живших в Ташкенте. Вроде какая-то разборка была на Тезиковке – и чеченец спас незнакомого еврея от ножа. Майснер помнил это и информацию отдавал дешевле, да и вообще хорошо относился.

Салахуддин разницу клал в карман – но это правильно.

У Майснера был неприметный офис на Садовом кольце – неприметный, потому что он и деньги еще крутил, обналом занимался. Он свернул во двор, не выходя из машины, позвонил. На двери снаружи даже ручки не было – откроют и одновременно прозвонят. Тогда можно идти…

На входе – долговязый парень, относительно которого ходили слухи, что он израильский спецназовец, забирая телефон, пошутил – у тебя телефон такой же, как у ментов из ОРЧ. Салахуддин мрачно зыркнул и ничего не ответил.

Майснера не было, принимал его сын. Старый Майснер все больше дел передавал ему – худенький, невысокий, в очочках, типичный еврейский мальчик, только скрипочки не хватает. Но Салахуддин относился к нему серьезно, не менее серьезно, чем к его отцу. Того, что порассказал про эту семью отец, да и про все кланы среднеазиатских евреев, достаточно было. Одна «Белая Чайхана» чего стоит – а ведь за ней тоже евреи стояли.

– Шалом.

– Шалом…

Пожали друг другу руки, уже несли чай – типично среднеазиатский, с пряностями, черный до горечи, ароматный…

Потекла неспешная беседа – о семье, о родных – Салахуддина научил отец этой беседе, они были своими в двух мирах – лукавой Средней Азии и прямом, как меч, Кавказе. Отец никогда не проклинал, в отличие от многих, Сталина, выславшего целый народ…

Льется кок-чай, неспешно плетется нить разговора…

– Я так понимаю, у вас предметный интерес есть…

Вот уже и к делу. К делу всегда предлагает перейти хозяин, иначе не вежливо. Если не предлагает – значит, и дела не будет.

– Интерес есть. Бурко, Александр. Фармацевтика…

На лице младшего Майснера ничего не отразилось.

– Интересует, чем дышит человек, что есть у него и где.

…

– Как обычно?

Младший Майснер кивнул.

– Оставьте, мы посмотрим.

Иногда Майснер просто отказывался работать по тому или иному заказу наотрез и без объяснения причин. Но сегодня был не тот случай…

У Майснера он оставил заказ и поехал дальше. Тут отзвонил брат, сказал, что пересечься срочно надо.

Пересеклись в хинкальной на Неглинной. Брат прибыл туда с Лубянки, там недалеко – он не совсем на Лубянке сидел, в одном из зданий рядом. Он хорошо пошел… сообразительный, на Кавказе связи остались, если надо, готов и руки в грязи испачкать.

А надо, так и в крови. Уважают таких на Лубянке.

Брат там уже сидел, когда Салахуддин подъехал. Тарелка с хинкали, шашлык – брат ел быстро, обжигаясь. Как будто спешил куда-то.

– Садись… Короче, чо у тебя с Бурко, какие пересечения?