Драконоборец. Том 1 - Илья Крымов Страница 23

– Вот, гляди, Седой.

– Я уже нагляделся.

– Не на зад мой гляди, бесстыдник, а на то, что ты листиком банным посчитал!

На правой ягодице темнела татуировка в виде розы ветров.

– Нравится?

– Да. Хотя картина уступает в прелести холсту.

Смеясь, она улеглась на лавку и положила голову ему на ноги. Остывать после парилки следовало на свежем воздухе, но в мягком тепле без сквозняков, так что предбанник подходил вполне.

– Ты смешной, волшебник. И красивый, хоть и седой.

Ее ладонь легла ему на грудь, переместилась на правое плечо, скользнула вниз, к бронзе.

– Как это случилось?

– Был щенком, – скупо ответил он. – Полез на матерого пса. Поплатился.

– Понятно. Видишь этот длинный промеж моих малюток? Тоже на матерого полезла, он и рубанул от души, отступила, кончик его меча распорол кольчугу, как ситец, разорвал поддоспешник и самым концом царапнул по телу. Если бы хоть на мгновение промедлила – развалил бы он меня от макушки до матки.

– Рад, что успела.

– Конечно, рад, а то бы не валялась я сейчас здесь да задом не вертела перед мордой твоей бесстыжей, – хихикнула незнакомка, глядя ему в глаза.

Оба умолкли и некоторое время смотрели друг на друга напряженно, потом она приподнялась, и случился поцелуй, долгий, рваный, нервный, когда и мужчина и женщина пытались его прекратить, но не могли.

– Нельзя… у меня уже есть… хороший… очень… нельзя… – бормотала она, задыхаясь и шаря по телу Тобиуса жадными руками.

– Нельзя… обижать… хороших людей!

Потребовалось серьезное усилие, чтобы его собственные руки, так крепко прижимавшие незнакомку, рывком отстранили ее. Женщина вскочила на ноги и отошла на несколько шагов, захлебываясь воздухом и дрожа, красная уже не от пара, а как будто от искреннего стыда. Ее полотно упало на пол, и, поняв это, она впервые попыталась прикрыться. Волшебник поднял ткань и осторожно передал ей. Он не понимал, чего боялся больше – того, что она вновь бросится на него или он на нее? Некоторое время они сидели молча на почтительном расстоянии друг от друга. Тобиус поджал ноги под себя и медитативным путем усмирял бунт в душе и теле, незнакомка, будто еще не совсем оклемавшись после инцидента, глядела в стену.

– С тобой такое случалось? Такое… звериное?

– Один раз, – ответил он, открывая глаза, – это было как волна прибоя, сметающая все и вся.

Ее уши пылали алым.

– Спасибо, что остановился, сама бы не смогла.

– Борьба со страстями необходима для моей профессии, иначе погибну от самой магии.

Незнакомка впервые с момента прояснения рассудка посмотрела на него.

– Она была похожа на меня?

– Кто?

– Та, первая… к которой ты… к которой тебя…

– Она была сильной, гордой и страстной настолько, что ее страсть диктовала ей безумные, порой бессмысленные поступки. Прежде чем мы разделили ложе, она несколько месяцев продержала меня в темнице, где я с голоду охотился на крыс и ел пауков, а при следующей встрече я взял в руки булаву и помял ей кости, желая еще и череп проломить.

– Ого, какие страсти…

Волшебник поднялся, беря сумку.

– Это была одна из самых странных встреч в моей жизни, и я рад, что она случилась.

– Я тоже рада, – ответила нежданная компаньонка и уже ему в спину добавила: – У тебя и у самого милый зад!

Когда Бейерон говорил, что неплохо было бы Тобиусу отправиться на встречу с зеленокожими банкирами, волшебник не подозревал, что в сопровождающие ему достанется принцесса Ривенского королевства.

Перед встречей с ее высочеством серый магистр бережно хранил образ, оставшийся в его памяти, а именно – лицо и хрупкую фигурку девушки-подростка, чей расцвет только начинал набирать силу. Первый же взгляд затмил воспоминание. За прошедшие годы Хлоя Карторен выросла, превратившись в прекрасный цветок. Она встречала его в прекрасном платье, молодая женщина с волосами цвета воронова крыла, лицом «сердечком», вздернутым носиком, ртом, созданным для нежных улыбок, и темной родинкой на правой скуле. Тобиус приблизился, опустился на одно колено и коснулся губами кончиков ее пальцев.

– Вы стали еще прекраснее, чем я вас помню, миледи.

Подняв голову, он увидел большие карие глаза, блестящие от слез. Хлоя медленно погрузила пальцы в его седые волосы и пролепетала:

– Бедный чар Тобиус, через что же вам пришлось пройти!

Не зная, следует ли отпускать рвущуюся на губы улыбку, маг поднялся.

– Не стоит меня жалеть, а то еще поверю, что достоин жалости. Право, у вас должны были найтись более важные дела, чем таскаться со мной по городу.

Волшебник жестом фокусника изъял из воздуха носовой платок белого батиста и протянул ей.

– Я только вчера приехала из Орлипорта, следила за постройкой кораблей. Чар Тобиус, у нас будет флот!

– Осведомлен. Теперь лорды Селии вновь станут носить звание адмиралов не по традиции, а по праву. Отрадно.

Вскоре они уже ехали в роскошной гербовой карете с эскортом из всадников гвардейского кирасирского полка. Хлоя делилась впечатлениями от поездки в маркизат Селия, улыбалась, смеялась, пыталась убедить волшебника, что сердце ее не разрывается от чувства жалости к нему. Тобиус улыбался, смеялся и делал вид, что ничего не замечает. Порой она задавала вопросы, а он отвечал, точнее, рассказывал. Про Ору, про войну.

Они ехали в Сияющий Перекресток, небольшой и очень опрятный район, где традиционно селились члены гоблинской диаспоры Ордерзее. Он расположился как раз на пересечении двух широких улиц, давших району имя, и еще на двух десятках улочек, прилегавших к ним. Лицом района были сверкающие витрины ювелирных лавок, принадлежавших исключительно гоблинам, и фасады отделений гоблинских банков, среди которых особо выделялся небольшой дворец банка «Рифсгрин и правнуки».

Перед посетителями распахнулись двери в роскошный холл, где на красном ковре встречал их богато разодетый гоблин в золотых солнцезащитных очках. Он особо запомнился огромным воротником-жабо, сплошь золотыми зубами и париком двух разных цветов – кислотно-зеленого и кислотно-фиолетового. По меркам своего народа Лазерий Рифсгрин – один из бесчисленных правнуков – являлся богатым модником с безупречным вкусом.

Проследовав в его кабинет по не знавшим солнечного света коридорам, уставленным предметами безвкусной роскоши, Тобиус поместил на страницу огромного гроссбуха свое личное клеймо – силуэт летящего мотылька, а также приложил к бумаге большой палец левой руки. Вернув гроссбух на законное место, Лазерий Рифсгрин взял с отдельной подставки особое гусиное перо, размерами сопоставимое с мечом, и провел неписчей частью по листу, отчего клинописный текст несколько мгновений мягко светился.