Вторжение. Книга 1. Битва за рай - Джон Марсден Страница 23

Мы уже проехали половину подъездного пути, когда я наконец поверила, что мы действительно добрались, что мы это сделали. Полагаю, и остальные чувствовали нечто подобное. Я остановилась перед крыльцом Маккензи и замерла, пытаясь найти в себе силы поднять ногу и спрыгнуть с велосипеда. Я стояла так очень долго, понимая, что ногу нужно поднять, но не знала, сумею ли сделать это. Наконец Гомер мягко произнёс:

— Ну же, Элли!

И мне стало стыдно собственной слабости, я наконец свалилась с велосипеда и даже завела его в сарай.

В доме собачка Флип с восторженным видом уже носилась вокруг Кевина, Корри готовила кофе на походной плитке, Фай сидела у кухонного стола, опустив голову на руки, а Гомер ставил на стол тарелки и раскладывал столовые приборы. Я просто поверить не могла, насколько по-другому всё выглядело без Ли и Робин — как будто кухня почти пуста.

— А мне чем заняться? — довольно глупо спросила я, не в состоянии больше молчать.

— Просто сиди и ешь, — ответил Гомер.

Он нашёл хлопья и сахар, а ещё молоко длительного хранения. Я чуть не подавилась первыми ложками, но потом привычка к еде восстановилась, пища начала проскальзывать внутрь.

Постепенно мы разговорились, а потом и вовсе остановиться не могли. Но все настолько устали и были так потрясены, что разговор превратился в бессмысленное бормотание множества голосов, никто никого не слушал, а потом все начали кричать. Наконец Гомер встал, схватил пустую кофейную чашку и изо всех сил швырнул её в камин, где та и разлетелась на белые фарфоровые осколки.

— Греческий обычай, — пояснил он, глядя на наши изумлённые лица, и снова сел. — А теперь, — продолжил он, — давайте говорить по очереди. Элли, начинай ты. Что там у вас произошло?

Я глубоко вздохнула и, чувствуя, что от мюсли и рисовых хлопьев, которые я только что съела, сил у меня прибавилось, начала подробно описывать всё то, что мы видели на территории ярмарки. Кевин и Корри время от времени подсказывали детали, которые я упустила, но это началось лишь тогда, когда я добралась до рассказа о саде за домом миссис Александер, тут мне стало совсем плохо. Я не могла ни на кого смотреть, просто уставилась на коробку из-под мюсли, потом взяла её и начала мять, скручивать. Мне было трудно поверить в то, что я, обыкновенная Элли, самая обыкновенная, только что убила трёх человек. Это было слишком трудно для меня, мой ум отказывался это осознавать. Когда я позволяла себе эту мысль — «я убила трёх человек», — меня переполнял ужас. Я чувствовала, что моя жизнь навсегда искалечена, я уже никогда не смогу быть нормальной, прежней и на всю остальную жизнь превращусь в пустую скорлупу. Элли может ходить и разговаривать, есть и пить, но внутри все её чувства обречены на то, чтобы иссохнуть и умереть. Я даже не особо думала о тех солдатах как о людях: просто не могла, потому что у меня не было к ним никаких чувств. Я даже их лиц толком не рассмотрела. Не знала их имён, возраста, из каких они семей или земель, не представляла, что они думали о жизни. И я до сих пор не знала, откуда они к нам явились. Поэтому те солдаты едва ли существовали для меня как реальные люди.

Я постаралась рассказать обо всём как сторонний наблюдатель, точно читала историю, написанную в книге. В исторической книге о каких-то других людях, не обо мне. Но мне было стыдно за то, что произошло, я чувствовала себя виноватой.

При этом я боялась и прямо противоположного: что если я представлю историю с сенокосилкой как некий подвиг, то остальные, в особенности мальчики, тут же почувствуют себя такими, знаете, мачо и начнут себя вести по-геройски.

А я не хотела превращаться в Рэмбо, я хотела оставаться собой, быть просто Элли.

Но их реакция оказалась не той, какую я ожидала. Уже в середине рассказа Гомер сжал мои руки своими большими тёмными ладонями, что помешало мне терзать коробку из-под мюсли, а Корри придвинулась ближе и обняла за плечи. Фай слушала, не сводя глаз с моего лица, приоткрыв рот, как будто не могла поверить в то, что слышала. Кевин сидел с мрачным видом. Не знаю, что уж он думал, но наверняка не собирался издавать воинственные крики или вырезать метки на своём ремне, чего я почти боялась.

Когда я закончила, все долго молчали.

— Вы, ребята, отлично справились, — сказал наконец Гомер. — И не надо так мучиться. Это война, и обычные правила теперь не действуют. Те люди вторглись в нашу страну, захватили в плен наших родных. Из-за них умерли твои собаки, Элли, и они пытались убить вас. Моя греческая половина это прекрасно понимает. С того самого момента, когда они покинули собственную страну, чтобы явиться в нашу, они знали, что делают. Именно они первыми нарушили правила, не мы.

— Спасибо, Гомер, — пробормотала я.

Он действительно мне помог.

— А с вами что было? — спросил Кевин.

— Ну... — начал Гомер. — Мы сначала быстренько проехали по Хани-стрит. И чем дальше мы забирались в город, тем приходилось быть осторожнее, поэтому мы уже двигались медленнее. Но ничего не случилось, пока мы не добрались до угла Мэлдон и Уэст. А там что-то происходило. Думаю, какое-то столкновение — там были две полицейские машины, перевёрнутые набок, и какой-то грузовик, он врезался в дерево. И везде были рассыпаны кассеты, сотни кассет. Но никаких трупов или чего-то такого.

— Кровь, — напомнила Фай. — Просто море крови.

— Ну да, мы думаем, это была кровь. Много тёмных пятен. Но там ведь ещё и масло, и бензин были вокруг разлиты... в общем, полный кавардак. Так что мы пробрались мимо потихоньку, а потом поехали по Джубили-парк. Мы хотели добраться до Баркер-стрит, но там, вообще-то, черт знает что творилось. Как в телевизоре, когда показывают американские бунты. Во всех магазинах — разбитые витрины, всё разбросано по дороге и тротуарам. Похоже, те ребята там отлично повеселились.

— Наверное, подумали, что сейчас Рождество.

— Не знаю, отмечают ли они Рождество. Но мы и посмеялись тоже: прямо напротив увидели большой плакат в витрине «Тозерса»: «Магазинное воровство карается по закону». Ну а тех ребят уж точно можно назвать магазинными ворами. Весь магазин разграблен. Ну, как бы то ни было, мы решили повернуть в маленький переулок за «Тозерсом». Там было темно, нам это подходило. Забавно, как быстро можно превратиться в ночное существо! В общем, мы проскользнули через автостоянку и попали на Гловер-стрит. Потом Фай услышала голоса, у неё же слух как у летучей мыши, и мы спрятались в общественном туалете. В мужском, конечно: я просто не мог позволить, чтобы меня застукали в женском. Вообще-то, это был не очень умный поступок. Иногда ведь кажется, что ты очень быстро думаешь и приходишь к правильному решению, только мы-то ещё не перенастроили свои мозги. И если бы кто-нибудь заметил, что мы туда идём, или бы нас поймали внутри, мы бы уже были холодными трупами — это же настоящая ловушка, вот что это такое! И тут кто-то стал к нам приближаться, я даже слышал голоса. Я чуть не обмочился... ну, когда ты напуган, то... не знаю, как у девочек, но если парень стоит вот так с полчаса и не может...