В руках врага - Дэвид Марк Вебер Страница 23

Хонор полагала, что для Грейсона этот человек будет полезен. Конечно, он мог добиваться своего с напором, совершенно невозможным для Хэнкса, однако его верность Богу, пастве, Церкви и Протектору – именно в таком порядке! – не вызывала ни малейших сомнений.

Опасения внушало лишь то, что в социальном отношении он был более консервативен, чем Хэнкс. Точнее, чем стал Хэнкс, последовательно поддерживая союз Грейсона с Мантикорой. Под руководством нового преподобного Церковь продолжала ревностно поддерживать реформаторский курс Протектора и все начинания землевладельца Харрингтон, однако Хонор знала, что смириться с существованием женщины-землевладельца ему было очень и очень нелегко. Салливан умел заставить себя делать то, что диктовали ему разум и вера, несмотря на сокрытое под спудом, подавленное, но сохранившееся внутреннее неприятие происходящих в его мире перемен.

При всем уважении к нему Хонор опасалась того, что однажды эмоции могут возобладать над разумом, а в результате глава Церкви войдет в мучительную конфронтацию с ней или, что гораздо хуже, с самим Протектором Бенджамином. А если учесть, кого она собиралась поставить во главе этой клиники…

– Прошу прощения, миледи.

Голос адмирала Александера оторвал ее от размышлений, и она, встряхнув головой, повернулась к гостю.

– Я тут стал невольным свидетелем разговора, – продолжил граф, – и мне не терпится узнать, о закладке чего идет у вас речь. Простите за любопытство, – добавил он с усмешкой, – но у меня создалось впечатление, будто у вас просто нескончаемый поток проектов.

– Да, милорд, – согласилась Хонор, – мне самой порой кажется, что лен Харрингтон стал для Грейсона своего рода испытательным полигоном. Здешние жители не отличаются терпимостью и широким кругозором, поэтому мы постоянно испытываем новые идеи у себя, прежде чем представить их на суд консерваторов. Верно, Миранда?

– Не уверена, что это делаем мы , миледи, – пробормотала в ответ служанка, – но кое-кто здесь и вправду занимается такими вещами.

Она бросила на землевладельца невинный взгляд, и все три кота залились тихим чирикающим смехом.

– Я с этого пути не сверну, – заявила Хонор. – Наступит день, Миранда Лафолле, и вы сможете в полной мере оценить мою последовательность.

– И что же произойдет в этот день, миледи? – спросила Миранда с подчеркнутым почтением, хотя в глазах ее плескался смех.

– Не беспокойтесь, – произнесла Хонор зловещим тоном, – как только он наступит, вы сразу почувствуете.

Миранда хихикнула, а Хонор перевела взгляд на Александера.

– Простите, меня отвлекли, милорд, – сказала она, не обращая внимания на смеющуюся компанию, состоявшую из двух котов, кошки, служанки и телохранителя. – Я хотела сказать, что здесь, в Харрингтоне, мы действительно поддерживаем много свежих начинаний. Так обстоит дело и на сей раз: мы хотим открыть первую на Грейсоне генетическую клинику.

– Вот как?

Белая Гавань поднял брови, и Хонор ощутила пробудившийся в нем интерес. На первый взгляд, естественный интерес к новаторскому проекту, но там присутствовало и нечто иное. Некие искорки, пляшущие по краям его чувств. Это было… она поняла, что это восхищение, и щеки ее загорелись. К черту! Что бы там ни думали Белая Гавань, Миранда, Прествик или даже Бенджамин Мэйхью, в ее решении финансировать клинику не было ничего особенного. Первоначальный вклад не превышал сорока миллионов, а население Грейсона, что неудивительно для планеты с таким радиационным фоном, страдало от ужасного количества генетических дефектов, поддававшихся коррекции лишь при помощи самых современных средств.

Не доставить из Звездного Королевства оборудование, с помощью которого им смогут оказать помощь, было бы просто преступлением, и совершенно непонятно, с чего это граф Белой Гавани пришел в такой восторг! И вообще, кто дал ему право сидеть вот так, и…

Хонор сумела остановить разбегающиеся мысли, но испытала при этом потрясение. Боже милостивый, да что же с ней происходит? Ей никогда не свойственно было поддаваться беспричинному гневу, а то был именно гнев. Ни Миранда, ни Белая Гавань не сказали и не сделали ничего такого, что могло бы рассердить любого разумного человека. Миранда тоже искренне восхищалась ею, и ее это ничуть не расстраивало. А вот восхищение Хэмиша привело в ярость… и когда она поняла почему, правда поразила ее, словно кинжал.

Она ошиблась. Поняв это, Хонор сглотнула, потянулась за салфеткой и вытерла губы, чтобы выгадать несколько секунд передышки, но они не спасали. Вчерашняя вспышка интереса была отнюдь не односторонней. То есть вначале, возможно, интерес пробудился только у графа, но почти тотчас он стал взаимным, и именно это не давало ей покоя всю ночь. Ибо в тот миг, когда он впервые по-настоящему увидел ее, она какой-то частью своей души по-настоящему увидела его. А теперь случилось и нечто большее: в момент осознания ею этого факта Нимиц порывисто вздохнул и вздрогнул, но Хонор не смогла разобраться в его чувствах. Она была слишком поглощена своими, ибо в тот миг связь с котом позволила ей не просто увидеть Хэмиша, но и ощутить его.

Между ними существовал… резонанс: такого она не испытывала даже с Полом. Хонор любила Пола Тэнкерсли всем сердцем и продолжала любить его и поныне. Не проходило дня, чтобы она не вспоминала о нем. О его мягкой силе, о его нежности и страсти, о том, что он любил ее так же сильно, как и она его. Однако, несмотря на все это, между ними никогда не существовало такой… симметрии.

Впрочем, Хонор понимала, что это неподходящее слово. «Подходящего» слова просто не подворачивалось, и она принялась убеждать себя, что эта удивительная эмоциональная близость имеет отношение к Нимицу в не меньшей степени, чем к Александеру. Ее чувственная связь с котом была слишком тесной, и в ней произошел какой-то сбой. Какая-то эмоциональная встряска, сбившая ее с толку.

Но, продолжая уговаривать себя, Хонор уже понимала, что это вздор. В ее сознании словно открылась неведомая ей дверца, заглянув в которую, она увидела Хэмиша. А заглянув в его душу, увидела там себя.

Конечно, между ними существовали различия! А как иначе? Они многим отличались, во многом не соглашались друг с другом, спорили, придерживались разных взглядов. Но в том, что действительно имело значение, в том, что формировало их личности и придавало смысл жизни, они словно бы составляли единое целое. Это эмоциональное, нравственное, душевное родство было столь сильным, что Хонор Харрингтон внезапно, болезненно и остро потянуло к Хэмишу Александеру. Это потрясало, это смущало, это повергало в растерянность, однако она уже не могла отказаться от возникшего желания, как не смогла бы отказаться дышать. То, что соединяло их, имело огромный потенциал и звучало в душах как беззвучная, но прекрасная музыка. То было не сексуальное влечение. Или, скорее, и сексуальное тоже, но их взаимное тяготение выходило далеко за пределы обычной чувственности и зова плоти. Оно походило на жажду, всепоглощающую жажду, частью которой должна была стать и сексуальность. Никто и никогда не пробуждал в ней столь интенсивного чувства общности, и, осознав это, она поняла, что они настолько дополняют друг друга, что вместе стали бы непобедимой командой.