Кукловод. Книга 2. Партизан - Константин Калбазов Страница 23

Прапорщик уже собирался в обратный путь, к проделанному его бойцами проходу, когда услышал приглушенные голоса и какую-то возню. Интересно, что бы это могло означать? Австрийцы собрались по винтовки? Так вроде не водилось за ними такого. Или он просто не все знает? Может ли и у австрийской армии начаться винтовочный голод? Да кто же его знает, были ли у них вообще проблемы с вооружением или только с личным составом?

Проклятие! Вот и они. Вроде бы двое. Не просто ползут, а что-то волокут за собой. Похоже, у них там проход оставлен для собственных нужд. Шестаков быстро осмотрелся и отполз назад, к обнаружившейся неподалеку большой воронке. Проделать все тихо, при наличии двух винтовок оказалось не так просто. Но и бросать их он не собирался. Так что пошумел немного, не без того.

Впрочем, австрийцы вели себя куда более шумно, а потому ничего не заметили. Будто у себя дома. Хм. А ведь так оно и есть как в прямом, так и в переносном смысле. Это территория их государства, и до австрийских позиций не больше полусотни метров.

Ну и как быть? Позволить им заниматься своими делами? Разумно. Но сейчас он о них знает и имеет возможность расправиться по-тихому, используя свое преимущество во внезапности. Риск? Несомненно. Но если они сами наткнутся на него, то тихо не разойтись однозначно.

Шум, издаваемый австрийцами, усилился. Значит, они приблизились. Шестаков отстегнул тесак от «манлихера», извлек свой нож. Шаги? Впрочем, до позиций русских достаточно далеко, чтобы без особой опаски двигаться короткими перебежками. Да тут, даже если разговаривать в голос, и то до противника не долетит ни звука.

Аккуратно выглянул из воронки. Ага. Так и есть. Вот она — сладкая парочка. Пока пробирались через проход в заграждении, им пришлось ползти, потому что тот проделан понизу. А вот как только миновали колючку, тут же поднялись и, чуть согнувшись в поясе, осилили остаток пути в относительном комфорте. Почему остаток пути? Да потому, что они шагах в десяти от него и в двадцати от заграждения опустились на колени и…

Ну точно, копают. А ради какой такой надобности солдат будет копошиться на нейтральной полосе? Правильно. Это саперы, и заняты они как раз тем, что закладывают фугас. Работа с лопатой — без шума никак не обойтись. К тому же они спешат, а потому работают оба, за окружающей обстановкой никто не наблюдает, лучшего момента не будет.

Шестаков осторожно выбрался из воронки и, пригнувшись, двинулся к саперам. Даже если его сейчас заметят из окопов, то наверняка примут за своего. А вот дальше… Что будет дальше, целиком и полностью зависит от него.

До противника не больше пары метров. Подкрадываться уже опасно, он не Чингачгук и не охотник, чтобы вытворять подобное. Одно то, что его до сих пор не заметили, уже неслыханная удача. Вон как роются, что твои кроты. Короткий рывок. Руки с клинками пошли вниз. Нож в правой руке вошел четко под лопатку, австриец выгнулся дугой и молча начал заваливаться на бок.

А вот левая рука, как всегда, подвела. Ну никак он не научится ею пользоваться, в любой из ипостасей. Удар вышел сильным, но смазанным. Если бы объект оставался в прежнем положении, то скорее всего все получилось бы. Но тот что-то услышал или почувствовал. Сам черт не разберет отчего, но в последний момент австриец дернулся, удар пришелся в плечо.

Крик, полный боли и отчаяния, огласил ночную тишину. Нож остался в теле убитого или смертельно раненного солдата. Шестаков перебросил тесак из левой руки в правую и прыгнул на быстро отползающего, семеня ногами, австрийца. Очередной отчаянный крик замер, едва клинок вошел в грудь сапера.

Со стороны австрийцев послышались тревожные крики. Кто-то кого-то звал. Шестаков уже бежал к своей воронке, предполагая, что сейчас начнется канонада. Даже не станут ждать, пока подтянутся бойцы со второй линии траншей, голосов-то несколько.

Винтовочный выстрел, вспышка как-то совсем уж близко и прилетевший горячий привет, ожегший бок. Все это произошло одновременно. В следующее мгновение Шестаков кубарем влетел в воронку. Только теперь сознание подсказало, что из окопа выкликали три имени. Значит, их было трое, и стрелял в него тот самый третий, до которого рукой подать.

Попробовал подняться. Весело, йожики курносые. Интересно, насколько серьезно его задело? Впрочем, сейчас об этом думать некогда. Кто его знает, вдруг мужичок окажется беспримерной отваги или Шестаков кого из его близких приголубил? Нужно бы сначала с ним разобраться, либо отогнать, либо пришибить к нехорошей маме.

Больно-то как. Л-ладно. Отключиться. Знакомое чувство инородности тела и полное отсутствие боли. Зато и двигаешься как пьяный. Впрочем, главное, что боль никак не отвлекает, да и бегать сейчас не нужно. Отбросил тесак, в котором уже не было никакой необходимости, и снял с пояса кобуру с «маузером». Понадобилось добрых секунд шесть, пока он пристегнул кобуру-приклад и у него в руках оказался мини-карабин. Долго. Руки, как чужие.

Выбираться из воронки не пришлось. Просто поднялся во весь рост, и хватает. Даже чуть многовато, потому как выглянул по грудь. Приклад упирается в плечо, фосфорные точки прицела видны отчетливо (пришлось переделать штатный прицел «маузеров», уж больно тот неудобен). А где цель? Со стороны траншей слышна разноголосица. Не иначе весь личный состав повысыпал. А вдруг это ночная атака? Но пока только и того, что шумят.

Да где же ты? Ага. Вот ты где. Не-эт, не зря бойцы спецподразделений размалевывают себе лица. До австрияка шагов двадцать, а потому его лицо выделяется четким белым пятном. Хорошо, хоть за свое беспокоиться не приходится. Расстояние так себе, плевое, и никто не мешает. Поэтому Шестаков тщательно прицелился и нажал на спуск.

Как только треснул выстрел, прапорщик тут же упал на дно воронки. Попал, не попал, не важно. Главное — укрыться и не изображать из себя грудную мишень. Плевать, что темно, когда в одно место палит сотня винтовок, какая-нибудь дура обязательно попадет в цель.

Не ошибся. Тут же дружно заговорили винтовки. Вторя винтовкам, ударил пулемет, еще один и еще. Над головой засвистали пули, некоторые шлепали в край воронки, выбивая фонтанчики земли. Сам он их не видел, зато очень даже ощущал падающие на него крупицы земли.

Подумалось о парнях, которые сейчас также оказались под обстрелом. Очень хотелось надеяться, что у них достанет выдержки найти укрытие и не отсвечивать. Сомнительно, чтобы у всех нашлась такая просторная и глубокая воронка, но уж чего поменьше тут в изобилии. Главное — не отсвечивать. Ну и еще…

Шестаков слегка приподнялся и, подняв «маузер» над краем воронки, трижды выстрелил в сторону австрийцев. Пусть думают, что он один, ну и знают, на каком именно месте нужно сосредоточить свое внимание. Похоже, получилось. Он четко расслышал, как по краю воронки прошлась пулеметная очередь. В лицо вновь сыпануло земляной крошкой и мелкими камешками.

А вот и осветительная ракета. Судя по тому, как распалась она на сотню светляков, это русский образец, не иначе — трофейный. Хотя, может, и у австрийцев есть такие же. Он как-то не особо интересовался вооружением противника, в смысле, не вдавался в тонкости. Вслед за первой вверх взмыла вторая, третья, и вскоре весь передний край на перевале был залит мертвенно-бледным светом.