Эмигрант с Анзоры - Яна Завацкая Страница 23

— Здорово, что ты треснул его, — сказал я. На самом деле, пока мы сидели там, на опоре, у меня, оказывается, сложился вполне четкий план действий, и схватить мешок — было одним из элементов этого плана. Если бы я не боялся за Арни…

— Я и сам хотел… но не знал, как ты. Может, тебе опять плохо будет, — признался я. Арни дернул плечом.

— Ну да. Тебя же не били вчера. Я как вспоминаю… знаешь, лучше уж задыхаться или от голода сдохнуть, но на свободе.

Я кивнул понимающе. Оказывается, Арни рассуждал совсем иначе. Ну да, мне ведь не довелось пережить того, что ему вчера. Для меня тюрьма была только отдыхом…

Странно мы устроены, думал я, лежа на куче щебня и созерцая проносящиеся мимо полуоблетевшие рощи. Ведь еще совсем недавно мы думали, что человеком движет, как правило, нечто высокое, идея какая-нибудь. Особенно, в трудных условиях, на войне, скажем. И ведь мы были не хуже других, никто не назвал бы нас шкурниками. И вот теперь… позавчера нас еще гнала вперед мысль о Таро — вроде, мы обязаны ему, вроде, мы должны дойти, чтобы он не зря погиб. А сегодня… мысль о Таро так слаба… ну больно, конечно, невыносимо больно, когда подумаешь о нем. И пустота эта ощущается, и сиротливость. Ну что мы вдвоем? Но пропало это ощущение — чтобы Таро погиб не зря. Пропало, и все наши действия — следствия каких-то самых простых чувств. Мне бежать не хочется, потому что хочется быть сытым и защищенным, и чтобы Арни не мучился. Но, как только я получил сенсар, так сразу жажда деятельности возникла. Арни бежал тоже вовсе не из любви к свободе — потому что живо воспоминание о боли и страх новой. Так что же, вот это все, что нами на самом деле движет, такие простые вещи — голод, холод, боль, страх… Но ведь Арни не выдал меня, несмотря на страх и боль. Значит, есть еще что-то настолько же важное, настолько же связанное с самой нашей природой. Любовь. Бог есть любовь, вспомнил я Таро. Он погиб, чтобы мы, его друзья, могли жить. Арни терпел боль ради меня. Чем я смогу ответить моим ребятам? Моим братьям?

Поезд пересекал большой мост. Река — огромная, полноводная серебрилась далеко внизу. На противоположном берегу виднелись здания какой-то общины.

— Ланс… а ведь это Сурана!

— Почему ты думаешь? — усомнился я.

— Я не думаю, я знаю, — сказал Арни нетерпеливо. И принялся объяснять — к востоку от нашей общины на неделю пути вообще нет крупных рек (не Рагоша же это?). А Сурана как раз и находится примерно там, где по расчетам Арни должна находиться…

— А это значит, — закончил Арни…

— Что мы едем в сторону Баллареги!

Бог, Цхарн или, скорее уж, кто-то другой, занимавшийся нашей судьбой, теперь, похоже, решил хоть немного нам посочувствовать. Это, конечно, ничего не значило — у нас нет шансов попасть в Балларегу. Во всяком случае, через вокзал — там наверняка все оцеплено. Я же сообщил сдуру, что мы бежим в столицу…

Но мы ехали всю ночь. Было тепло под грудой щебня, вечером мы перекусили и выкурили по косячку. Единственное, что было действительно плохо — под утро у Арни появились хрипы. Он ничего не говорил, улыбался, только в глазах появилась какая-то затравленность и тоска.

Одного укола, конечно, недостаточно. Арни нужно в больницу, нет другого выхода… Временами я думал, что все это — полное безумие. Особенно, когда задумаешься о цели нашего побега. Это Таро нас убедил. А что у Таро — детские наивные воспоминания… папа, мама. Правда, странно, что он запомнил адрес, это уже что-то значит. Но все равно… Таро хоть немного квиринец. А мы? Ну не может быть такого, чтобы эти квиринцы вот так просто могли принять незнакомых парней. Кто мы им? Мало ли таких желающих… Они же не могут брать к себе всех подряд, кто хочет. К тому же если это официальный наблюдатель, то он не имеет права ссориться с нашей властью.

Это было какое-то безумие. Ведь Арни тоже все это понимал, не мог не понимать. Он гораздо умнее меня. Боль… да, я понимаю, что это такое. Не только боль, но ужас этот, ощущение неотвратимости ужаса и полного своего бессилия. Но в конце концов боль была позавчера, и воспоминание вряд ли сильнее сегодняшнего, настоящего ощущения подступающей одышки.

У нас нет выхода, хотел я сказать. Нам нужно вернуться. Квиринскому наблюдателю мы не нужны. Надо сдаться и принять все, что нам предстоит. Вероятно, и Арни хотел мне сказать то же самое. Это было бы разумно. Вернуться.

Только не хотелось. Ни в нос получать не хотелось, ни на качалку. Ни выслушивать всякие гадости. Ни под суд. Не хотелось, чтобы они все оказались правы, а мы — нет. Вот мы и ехали со своей гордой правотой на груде щебня в неизвестность.

…Я проснулся оттого, что вагон стоял. Полежал немного — никаких звуков не доносилось снаружи. Стоим мы, видимо, давно уже.

…что же так, вечность лежать? А если это уже конечная станция, и скоро вагоны разгружать будут? Все равно нужно посмотреть. Я осторожно выкопал голову. Кажется, нет никого вокруг. Я начал освобождаться.

Вокруг было пусто. Мы стояли на большом вокзале, где-то на дальних путях. Осмелев, я даже влез на щебень и смог прочитать вдалеке над вагонами название станции: Райзнок.

Мать моя, а ведь это совсем недалеко от Баллареги. Тут уже и пешком можно дойти. Езды, может быть, часа два.

Что делать? Ждать, пока снова поедем? Но вдруг это конечная? Я спрыгнул на землю, прошелся вдоль вагонов… Так и есть — тепловоз отцепили. И стоим мы в тупике. Стали бы они менять тепловоз, если до Баллареги всего два часа? Значит, это конечная. Я снова влез на платформу. Разыскал торчащую из щебня дыхательную трубку Арни, постучал по ней. Через минуту черный и недовольный Арни оказался на поверхности. Я коротко обрисовал обстановку.

— Думаешь, пешком пойдем? — спросил Арни. Я пожал плечами.

— Еда у нас есть… немного, но, может, хватит. За два дня мы должны дойти — если не заблудимся. Да мы не заблудимся, будем на железку ориентироваться. А через вокзал все равно в столицу не попасть.

— А если на какой-нибудь пассажирский попробовать? Здесь электрички должны ходить. Видишь, может, нас уже и не ищут особо.

— Ну давай рискнем, — согласился я. В любом случае здесь оставаться не стоило.

Мы сжевали по сухарю. Пить уже хотелось сильно. Сенсар было решено приберечь на потом. В самом деле, думал я, чего мы изображаем из себя каких-то суперагентов. Делать больше нечего Охране, как только нас ловить по всем городам. То есть в поиске мы, конечно, числимся, светиться нам нельзя. Но вряд ли на нашу поимку брошены все силы Охраны и общинников.

Надежды наши оказались тщетными.

Едва мы добрались до первого пассажирского перрона, как тут же нарвались на молодого человека в серой форме. Что неудобно на вокзале — из-за поездов не видно ни хрена. Вывернешь из-за угла, а тут… теоретически понятно, что на каждом перроне дежурит охранник, так оно и обычно бывает, а уж тем более, когда объявлен большой розыск. Но охранник мог оказаться далеко от нас, мог не успеть подойти. А наша судьба оказалась в этот раз несчастливой — мы прямо на него и наткнулись. На Верного Стража Державы, Бесстрашного Слугу Цхарна. И он не растерялся, рот не раскрыл, увидев двух черных, перемазанных типов, осторожно вылезающих из-за вагона. Он двинулся прямо на нас, одной рукой зажимая «Рокаду», второй — сигнальник, готовясь поднять общую тревогу.