Как выжить в НФ-вселенной - Ю Чарльз Страница 23

— Скажи мне только, — прошу я, — он здесь?

— Был. Давно.

— Куда он отправился?

— Не знаю. Знаю только, что он не добился того, чего искал. Он думал, что ищет меня, и все время извинялся, снова и снова, что все не так, как он думал, и что ему нужно идти.

Ее черты неуловимо смягчаются, хотя, казалось, ни один мускул не двинулся у нее на лице. Ничего зловещего не остается в ней, одно только одиночество.

— Ты не уйдешь от меня? Останешься со мной?

И я сбегаю, и да, это жестоко, но я не собираюсь навечно остаться здесь в обществе точной копии своей матери, от которой бросает в дрожь, потому что она не моя мать, она — ее абстрактный образ, брошенный, никому не нужный, без сердца и души, но все равно страдающий от одиночества. Я искренне надеюсь, что однажды она покинет свой храм и найдет кого-то, встретит другой если-образ, который разделит с ней вечность, а у меня есть моя мама, замкнувшаяся, но все же существующая в настоящем, настоящая моя мама, из плоти и крови, мама, которой я нужен. И может быть, я подсознательно пытаюсь отыскать хорошее в плохом, но именно сейчас впервые за долгое время я ощущаю, что нужен кому-то, что у меня есть обязательства — перед ней, перед теми, кто попал в безвыходное положение, а я могу починить их машину времени. Пусть я всего лишь вспомогательный персонал, пусть моя работа неблагодарна и платят мне не бог весть сколько, все равно есть те, кто на меня рассчитывает, кто зависит от меня — мама, Фил, МИВВИ, Эд… И если бы не случилось того, что случилось, если бы я не столкнулся с самим собой лицом к лицу, не выстрелил бы в себя, не попытался перейти сразу к последней главе, я не оказался бы здесь, не увидел бы всего этого, не осознал, что сам всегда упорно шел к чему-то подобному, к безжизненному покою в изолированной от всего мира конструкции, созданной отцом. Я все делал для того, чтобы остаться одному и жалеть о своей неудавшейся жизни, не слыша, не слушая тех, кто звал меня к другому, кто видел во мне большее.

Где же дверь, хоть какая-нибудь? Вот она, в северо-восточном углу. Заперта! Ухватившись за ручку, дергаю и толкаю что есть сил. Бесполезно. Нарушать безмолвие храма, выламывая дверь, кажется кощунством, но, видимо, придется. Бью ногой чуть пониже ручки, всей ступней. Это же не обычная дверь, идиот. Пораскинь мозгами. Кто здесь? Кто со мной говорит? Дин-нь. А сам не сообразишь? Хватит из меня дурака делать! Кто ты? Дин-нь. Будда? Я разговариваю с Буддой? Нет, тут никого нет, кроме меня, и разговариваю я сам с собой. Вообще здесь все не так, как я думал. Храм окончательно перестает казаться мирным прибежищем. Дин-нь.

Потом я вспоминаю: «В книге — ключ ко всему». Так я сказал себе. Может, это была та подсказка, которая нужна мне сейчас? Тот я ведь знал, что я попаду сюда, так? Значит, в книге есть что-то, что поможет мне отсюда выбраться! По-любому какой-нибудь секретный ход. Круто! Нет, ну какой я молодец — так вот взял и обо всем догадался! Прямо как герой какой-нибудь заковыристой истории. Пожалуй, даже НФ-истории.

Проблема только в том, что книга в капсуле, а капсулы что-то не видать. Так что ни хрена я не молодец. Скорее наоборот. Ну правильно, я ведь не в будущее или прошлое переместился. Я в сослагательном наклонении, поэтому и машины времени нет.

Рванувшись обратно, проношусь мимо алтаря, мимо будд и на бегу задеваю чашу, наполненную пеплом от сгоревших благовоний. Чаша переворачивается, весь зал окутывается неплотной серой завесой. Следом на пути мне попадается стойка с колокольчиком. Пронзительное ДИН-НЬ! врезается мне в уши, в барабанные перепонки, проникает в самый мозг. Ничего не видно, все вокруг в прямом смысле скрыто за пеленой времени. Ощупью я добираюсь до другой двери. Тоже заперта. Становится трудно дышать, на меня нападает кашель. Я закрываю рот рукой, чтобы не вдыхать еще больше пепла, но он лезет в ноздри, проникает в легкие. О том, что где-то позади остается моя якобы матушка, не хочется даже думать — так и чудится, что она медленно движется в мою сторону, выставив вперед руки, как зомби в фильмах. Пинаю дверь ногой, бьюсь в нее всем телом — ничего, она даже с места не сдвигается. Мне становится страшно. Страшно? Здесь, в буддийском храме? В самом, может быть, нестрашном месте, какое только можно представить? Да чего же я так боюсь? Остаться здесь? Или того, что я сам этого хочу? Что меня пугает? Ничего? Или ничто? Ладно, как бы там ни было, надо выбираться отсюда. Надо подумать. Подумать. Да, я точно идиот. Конечно, это не обычная дверь. Это вообще не дверь, не физическая преграда. Передо мной метафизический барьер — временной, логический, какой-то другой, но уж точно не такой, который можно снести ногой или выбить плечом. Это коробка. Я всю жизнь забираюсь в коробки и выбираюсь из них. И слишком часто о них говорю. Само понятие стало для меня еще одной такой коробкой, я даже не могу подобрать другого слова, по-другому обозначить то, что имею под ним в виду. Место, где я оказался, создано отцом как реализация его представлений, создано его волей, его потенциальной энергией, накопленной за сорок лет разочарований. Оно всего лишь абстракция, обрамляющая пустое пространство и тайные стремления отца. Воплощенные наяву, они оттолкнули его самого. Поэтому я очутился здесь, поэтому попал в хронопетлю? Отец хотел, чтобы я тоже увидел это, он ждет меня, ждет, чтобы я его нашел? И стоит мне так подумать, как дверь, подавшись под моим плечом, неожиданно распахивается, и я вылетаю наружу, в никуда, в пустоту, и падаю, падаю, с криком, даже — ну, немного — с плачем, падаю, падаю, падаю, падаю, падаю.