Беглец из Кандагара - Александр Холин Страница 23

— Мне не нужна война, Альбрехт, — пожал плечами Гесс. — Я давно вывел для себя теорию, что большие проблемы всегда решаются кровью и железом. В случае необходимости Германия не должна спасовать перед кровопролитием [20]!

— Мы дружим уже больше десяти лет, — вздохнул Хаусхофер, — а при каждой новой встрече мне кажется, что я познакомился с тобой только вчера. Даже сейчас ты сам себе противоречишь! Убеждаешь меня в ненужности войны и тут же говоришь, что любая проблема решается только кровью и железом! Я не сторонник кровопролития и не раз говорил тебе, что дверей в Шамбалу не отыскать, шагая по трупам и отрезая головы. Никогда нельзя рубить сук, на котором сидишь! Эх, да в чём я тебя убеждаю? Вековые прописные истины каждый знает с детства, однако ты поступаешь иногда очень непредсказуемо. Это скорее всего похоже на отчаянную игру в русскую рулетку, только в барабане семизарядного револьвера не один боевой патрон, а шесть!

— Непредсказуемо, говоришь? — Гесс снова обернулся к собеседнику. — Что ж, может быть, ты и прав. Недаром я уже трижды пытался совершить полёт в Англию. Помешали только непредсказуемые, как и я, погодные условия. Впрочем, хорошо, что помешали. Видимо, перед отлётом мне действительно надо было обсудить цель этой необыкновенной выходки именно с тобой, теоретиком и мистиком геополитики и национал-социализма. Твой отец, профессор Карл Хаусхофер, давно убедил меня в действительном Lebensraum [21]. Помнится, и ты, мой друг, до сих пор был не против идеи, согласно которой Германия и Англия как две страны, населённые англосаксами и ариями, должны объединиться, чтобы править миром. Или твоя точка зрения кардинально изменилась и мы отныне — представители двух враждующих меж собой племён дикарей?

— О боги! — Хаусхофер картинно поднял выразительные, чуть навыкате, глаза к небу, но ничего, кроме обтянутого серым габардином потолка автомобиля, не увидел. — Рудольф, ты же знаешь моё искреннее желание объединения двух исторических сил для овладения ключом мировой энергии, мирового господства! Любая держава только тогда становится сильным и непобедимым государством, когда происходит объединение различных народностей под юрисдикцией этого государства. То же самое должно произойти со всей нашей планетой. Лишь тогда окончатся войны, и исчезнет стремление «отнять и разделить», на чём сейчас помешаны коммунисты. Но тогда останется всего одна нация, способная управлять миром. Солярная миссия арийцев — вот истина, с которой должны будут смириться все народы и страны. Лично я советую тебе лететь прямо в Дангейвел-Хаус, что находится неподалёку от Эдинбурга. Это резиденция герцога Гамильтона, и если он не сможет оказать тебе радушный приём, то обязательно устроит встречу с самим Уинстоном Черчиллем, а это самая мыслящая голова во всей Англии. Во всяком случае, я безоговорочно согласен с твоим решением самостоятельного полёта. Именно так мы сможем добиться успеха. Ведь если отстраниться от дел, то заниматься возрождением Германии из пепла никто не станет. Более того, замашки Гитлера непременно приведут к очередному краху. А Четвёртого рейха может уже не быть, как и Четвёртого Рима. Так что настало время совершить то, что я должен сделать в этом мире. С нами Бог, и да поможет нам сила Вотана!

— Думаешь, победа будет за нами? — с сомнением покачал головой Рудольф Гесс. — А мне кажется, что если Вотан нам не поможет, то ничто уже не спасёт Германию. Я, как никогда, уверен в нашей победе, потому что мы, наследники Верховного Бога, пытаемся подчинить мир и перестроить всё по его заветам.

— Ты, как всегда, очень противоречив, — улыбнулся младший Хаусхофер. — Но сразу же вспоминается легенда о Верховном Вотане, когда он сам себя пригвоздил копьём к мировому дереву Иггдрасилю, которое растёт в центре Вселенной, и провёл в таком состоянии девять долгих дней и ночей без пищи, созерцая окружавшую его землю. Помнишь?

— Да, я отлично знаю эту легенду, — кивнул Гесс. — Только к чему ты о ней сейчас вспомнил?

— Всё очень просто, — тонкие губы Альбрехта изогнулись в усмешке. — Сегодня ночью мне было откровение, что тебя ожидает нечто подобное. Но есть ещё время отказаться. Клянусь: о твоём намерении не будет знать никто, и если ты хоть чуть-чуть сомневаешься в победе, не стоит рисковать и ставить на карту не только свою жизнь, но и мою работу, моё существование.

— Успокойся, Альбрехт, — взмахнул рукой, затянутой в лайковую перчатку, Рудольф Гесс. — Успокойся! Каждый должен заниматься тем, для чего он предназначен. А я чувствую, что от этого полёта будет зависеть многое. Так что не отговаривай ныряльщика от прыжка, когда он уже в воздухе и вот-вот вонзится в пенистые волны.

— Хорошо, что ты всё делаешь с уверенностью и верой в необходимость совершить этот полёт, — кивнул Альбрехт. — Ещё одно я хотел бы сказать на прощание. Ты знаешь геополитическую теорию моего отца, которая, собственно, и возродила Третий рейх, но не знаешь, что после последнего посещения тибетской Лхасы он получил короткую связь с Зазеркальным миром. Когда вы с Гитлером сидели в Ландсберге после Мюнхенского пивного путча и мой отец постоянно к вам наведывался, то ни ты, ни он не придавали особого значения фразам твоего сокамерника, которые опубликованы в «Майн кампф».

— Что же именно?

— Знаю, знаю, что почти вся книга написана тобой, — усмехнулся младший Хаусхофер. — Потому что самому Гитлеру чужды такие понятия, как «жизненное пространство» или «пространство как фактор силы». Но в некоторых местах Шикльгрубер напрямик заявляет о связях с инфернальными силами. А это никак не поможет объединению человечества в одну большую семью без излишнего кровопролития. Оказывая насилие над информационными потоками крови, связывающими прошлое и будущее, Гитлер неизбежно проиграет. Более того, с моим отцом говорила Судьба, снова и снова от него зависело, затолкнуть дьявола в темницу или же оставить у власти. Но мой отец сломал печати. Он не услышал запах ада и выпустил дьявола на волю [22].

— Что ж, будущее покажет, прав ли Гитлер. Во всяком случае, мы обязаны попытаться изменить ход истории.

«Опель-Адмирал» уже объехал Аугсбург по кольцевой трассе, промчался мимо серых огромных корпусов завода Мессершмитта и подрулил к испытательному полигону. Часовые на въезде беспрепятственно пропустили автомобиль на лётное поле, поскольку давно знали номера машины рейхсфюрера. К тому же на таком фешенебельном транспорте в этих местах редко кто показывался, кроме Геринга, а тот о своём приезде обычно извещал руководство испытательного аэродрома заранее.

Машина въехала на территорию полигона и свернула к нескольким отдельно стоявшим небольшим ангарам. Именно здесь находились готовые к полёту «Мессершмитты-110», но самолётом Гесса никто, кроме самого рейхсминистра, не пользовался. У рейхсфюрера тоже наблюдались небольшие человеческие чудачества, которым иногда поддаются люди: мол, у каждой машины должен быть только один хозяин со дня сборки, иначе она превращается в подобие падшей, переходящей из рук в руки женщины. Кто знает, может быть, в этом чудачестве и хранится доля правды, но к самолёту Гесса никто не прикасался, кроме него самого и назначенных им же механиков.