Вихрь - Роберт Чарльз Уилсон Страница 23

— Только после операции, — ответил он вежливым тоном.

— Какая операция?

— По замене твоего «узла». — Голос у него был такой, словно он разговаривал с несмышленым малышом. — Я знаю, тебе без него пришлось несладко. Поломка Сети сказалась на нас всех. Это как остаться в одиночестве в кромешной темноте. — Он поежился от неприятных воспоминаний. — Ничего, тебя уже сегодня починят.

— Нет! — выпалила я.

— Извини?

— Не хочу операции. Не хочу опять «узла».

Сначала он нахмурился, потом опять заулыбался — от этой его снисходительной улыбочки можно было свихнуться.

— В твоем состоянии тревога — нормальная реакция. Я могу изменить для тебя набор медикаментов, хочешь?

На это я ответила, что дело не в лекарствах, просто я категорически против операции и имею на это право согласно всем законам Вокса.

— Это не хирургическое вмешательство, а так, мелкий ремонт. Я видел твою историю болезни. Ты получила имплантат сразу после рождения, как все остальные. Мы не переделываем тебя, Трэя, а просто чиним.

Я долго с ним спорила, опрометчиво мешая вокские и английские слова. Он сначала поразился, потом замолчал. Мою палату он покидал с увлажненными глазами и скорбным выражением лица. Я даже вообразила, что одержала победу или, по крайней мере, добилась отсрочки.

Но не прошло и десяти минут, как в палату вкатили тележку с хирургическими инструментами, главное место на которой занимал набор скальпелей. Я подняла крик. Для громких воплей у меня не хватило сил, но все равно получилось внушительно, так что, наверное, было слышно и в соседних палатах.

Санитары уже собирались меня зафиксировать, когда в дверь ворвался Турк. На нем была больничная пижама, и вид у него был не страшный: за время плена он так исхудал и обгорел, что лицо его стало похоже на грецкий орех. Но санитары, видно, поняли по его глазам и стиснутым кулакам, что он настроен решительно. А главное, он был Посвященным, отмеченным прикосновением гипотетиков, что по вокским понятиям делало его без пяти минут божеством.

Я объяснила ему в двух словах, что врачи пытаются восстановить мой лимбический имплантат и снова превратить в Трэю.

— Скажи им прекратить, — распорядился он. — Пусть уберут свои идиотские скальпели, не то я навлеку на Вокс гнев гипотетиков!

Я перевела смысл его угрозы, должным образом ее приукрасив. Доктора поспешили вон, побросав свои хирургические причиндалы и пряча глаза. Но и это оказалось только передышкой. Врачей почти сразу сменил мужчина в сером комбинезоне — администратор, он же менеджер, которого я помнила еще по тренировкам Трэи. Он был одним из моих наставников, причем из числа любимых.

С Турком они, похоже, уже успели познакомиться.

— Лучше не вмешивайтесь, Оскар, — сказал ему Турк.

Вокское имя администратора было длинным и увешанным почтительными титулами, но годилось и обращение «Оскар», тем более, что он на него откликался. Естественно, он владел английским. Его английский был несколько беднее моего, — он выучил его по старинным учебникам и юридическим документам, — но вполне беглым, а главное, он, в отличие от меня, был уполномочен выступать от имени менеджерского сословия.

— Прошу вас, успокойтесь, мистер Файндли, — загнусавил этот бледнолицый коротышка-блондин, рано начавший стареть.

— Идите к черту, Оскар! Ваши подручные чуть не сделали насильственно операцию моей подруге. Я этого так не оставлю.

— Женщина, которую вы называете своей «подругой», серьезно пострадала в ходе восстания фермеров. Вы при этом присутствовали, не так ли? И сами пытались это предотвратить.

Оскар старался перевести спор на юридические рельсы, как его учили, то есть заболтать суть. Но Турк отвернулся от него и занялся мной.

— Ты как?

— Пока что неплохо. Но если они вернут «узел», мне поплохеет.

— Но это же абсурд! — возмутился Оскар. — Ты не можешь этого не понимать, Трэя.

— Меня зовут не Трэя.

— Снова абсурд. Такое отрицание — симптом помутнения рассудка. Ты страдаешь патологическим когнитивным диссонансом, который требует экстренного устранения.

— Оскар, хотите знать, куда вам следует засунуть язык? Выметайтесь! Мне надо поговорить с Эллисон с глазу на глаз.

— Никакой «Эллисон» не существует, мистер Файндли. «Эллисон» — это выдумка, и чем дольше мы позволим Трэе поддерживать этот самообман, тем труднее будет излечение.

Сама Трэя подчинилась бы Оскару без лишних препирательств, я тоже ощущала в себе этот древний малодушный импульс, но он был мне теперь ненавистен.

— Оскар… — простонала я чуть слышно.

Он посмотрел на меня укоризненно и повторил свое вокское имя со всеми статусными довесками: я принадлежала к рабочей касте и позволила себе непочтительность, назвав его кратким именем.

— Оскар, — повторила я, — вы что, туги на ухо? Турк же сказал вам: выметайтесь!

Его обычно бледное личико побагровело.

— Не понимаю! Мы чем-то вас оскорбили, мистер Турк? Вам угрожали? Я неудовлетворительно исполняю свою роль посредника?

— Мой посредник не вы, а Эллисон.

— Никакой Эллисон не существует, эта женщина не может быть посредником, так как не имеет больше нервного «узла» и не подсоединена к Сети!

— Она отлично говорит по-английски.

— Это мой родной язык, — поддакнула я.

— Вот именно!

— Но…

— Никаких «но». Я назначаю ее своей переводчицей, — отчеканил Турк. — Впредь мои контакты с Воксом будут осуществляться через нее. Врачи нам обоим пока что не требуются. Никаких скальпелей и таблеток! Вы можете это устроить?

Помявшись, Оскар обратился ко мне по-вокски:

— Если бы ты была полноценным человеком, то поняла бы, что твое поведение является предательским не только по отношению к административному классу, но и самому «Корифею».

Весомые слова! Трэю они повергли бы в трепет.

— Благодарю, но я знаю, что делаю, Оскар, — ответила я ему тоже по-вокски.

* * *

Как раз в это время Вокс начал свое неуклюжее и безнадежное плавание к Антарктиде.

Добыть надежные сведения у Оскара (продолжавшего появляться перед моим носом с удручающей регулярностью) было невозможно; но иногда удавалось разговорить медсестер, по-прежнему крутившихся рядом с нами, приносивших еду и справлявшихся о нашем самочувствии как назойливые родители. От них я узнала, что обитатели Вокса поначалу перешли от ликования («мы перебрались на Землю, пророчество исполнилось!») к смятению («Земля лежит в руинах, гипотетики по-прежнему не обращают на нас внимания!»), а потом к стоической верности древней клятве («раз гипотетики не идут к нам, мы сами их отыщем!»)