Император-гоблин - Сара Монетт Страница 23

Спустившись по лестнице, они прошли через вестибюль размером с кладовку и очутились в часовне для бдений. В отличие от привычных Майе храмов с куполами, у этой часовни был сводчатый потолок. Стены были расписаны символическими изображениями богов. Семь божеств были известны Майе, остальных он не знал.

Холодный каменный пол, судя по всему, недавно вымыли, и кое-где он еще был влажным. В нише у входа журчал источник, струйка воды стекала в природное углубление в полу. Откуда-то снизу доносился глухой шум – это ручей превращался в подземную реку.

Под высокой аркой, служившей входом в храм, висел фонарь. Тетимар зажег его от своей свечи и торжественно произнес:

–Это освященная вода. Вы можете пить ее. Мы вернемся на закате.

Священник и телохранители отошли к лестнице и начали подниматься обратно, в мир живых. Майя стиснул зубы. Ему хотелось кричать, умолять их остаться, не бросать его одного в темноте. Оставленный ими фонарь, жестокое напоминание о том, что где-то там, наверху, светит солнце, лишь усугублял его отчаяние. Он закрыл глаза, чтобы не видеть, как удаляется огонек свечи, и медленно сосчитал до ста. Открыв глаза, он оглядел темную сырую нору, скрытую под тоннами камня, прислушался к абсолютной тишине и подумал: «Вот что значит быть императором».

Он попил, главным образом для того, чтобы успокоиться, и сел в центре часовни, скрестив ноги. Майя постарался отключиться от окружающей обстановки и принялся терпеливо ждать.

Когда умерла мать, Майя был слишком мал, чтобы перенять ее склонность к мистицизму, присущую жителям Бариджана. Однако она научила его некоторым простым упражнениям, которые могли бы служить опорой живому беспокойному ребенку. Сетерис был последователем модного агностицизма и терпеть не мог «всякого вздора». Так что Майя цеплялся за учение матери в основном из упрямства. Сетерис часто запирал его в комнате в наказание за нарушение строгих правил, и современем Майя обнаружил, что дыхательные упражнения помогают успокоиться и справиться со скукой. В последние два дня он не делал упражнений, но ведь у него не было…

Майя сбился с ритма и закашлялся. Ему показалось, что в часовне не хватает воздуха. В этот момент он окончательно понял, что навсегда лишился свободы, что он не сможет побыть в одиночестве больше ни минуты до конца жизни. Он предполагал, точнее, отчаянно надеялся на то, что император все же имеет право остаться в спальне наедине с женщиной… Но он знал, что в остальное время его будут постоянно окружать посторонние. Даже за решетками Алкетмерета повсюду сновали слуги, а если слуги уходили, оставались ноэчарей. Несмотря на то что обязанности телохранителей в современном мире были чисто символическими, император не мог от них избавиться. Он представил себе, как теряет девственность под критическим взором Бешелара, и его охватил приступ истерического смеха. Через некоторое время он успокоился, но тяжесть на сердце осталась. Он не сможет остаться один, не потребовав, чтобы его оставили в покое. Не сможет приказать охране и слугам оставить его в покое, не объяснив причины. Придворным и чиновникам не понравится император, склонный к мистицизму. Возможно, они сочтут клеветнические измышления Варенечибеля справедливыми.

«А может, у тебя получится медитировать при телохранителях?– предположил он неуверенно, как нянька, предлагающая конфету бьющемуся в истерике ребенку.– Кала не будет смеяться над тобой, не проникнется к тебе презрением и никому ничего не расскажет». Но он понимал, что это невозможно.

Он устроился поудобнее, сделал глубокий вдох, снова постарался забыть о мирской суете и изгнать из головы посторонние мысли. Мать научила его молитве, которую можно было повторять как мантру:

–Кстейо Кайрейджасан, услышь меня. Кстейо Кайрейджасан, посмотри на меня. Кстейо Кайрейджасан, загляни в мою душу.

Смертные не могли просить уГоспожи Звезд большего. Она дарила тем, кто почитал ее, ясность мысли и способность проникать в суть вещей. Но кней не обращались с молитвами о милосердии и защите от бед.

Он повторял молитву в определенном ритме. В детстве он проговаривал ее очень быстро, так что, в конце концов, она превращалась в бессмыслицу. Ченело смеялась вместе с ним, потом ласково говорила, что смысл молитвы состоит не втом, чтобы проговорить ее как можно быстрее, и нев том, чтобы произнести ее как можно большее количество раз за пять минут.

–Смысл в том, чтобы быть в ней,– говорила матушка. Тогда эти слова казались Майе бессмысленными, но теперь он понял. В целом мире существовали только он сам, мантра и холодная безмолвная подземная часовня. Время от времени он поднимался и обходил комнату, осторожно прикасался к стене рядом с изображениями богов, выпивал пригоршню воды. Вода была холодной, у нее был слабый металлический привкус, но для Майи она имела вкус спокойствия, к которому, по словам архиепископа, он должен был стремиться.

Прошло несколько часов, иМайя услышал какие-то ритмичные звуки. Это были не слова молитвы, не биение его сердца, это были голоса воды и камня. Он прислушался к ним и услышал новую мантру, мантру без слов, которая звучала то громче, то тише, поднималась и опадала, как морская волна. Он слышал шепот звезд, луны и облаков, реки и солнца, песнь, которую пела сама земля, слышал сердцебиение мира. Он прижал ладони к каменному полу и смолчаливым восторгом внимал мантре вселенной.

Постепенно чудесная песнь стихла, иМайя вернулся к реальности, почувствовал боль во всем теле, холод, голод и жажду. Он хотел подняться с пола и едва не упал – ноги затекли от долгого сидения в одной позе. Он снова сел, выпрямил ноги, подождал немного, осторожно поднялся и медленно подошел к нише у выхода. Майя набрал пригоршню воды, напился, сунул обе руки в каменную чашу и ахнул – вода была ледяной. Но это помогло ему прийти в себя. В голове прояснилось. Он медленно обошел часовню, пошевелил пальцами ног, ощутил холод каменных плит.

На третьем круге Майя заметил, что в часовне стало немного светлее. Сначала это привело его в замешательство, словно он увидел в небе второе солнце, но вскоре он понял, что это свеча архиепископа. Он вспомнил о бремени долга, которое ему предстояло отныне нести, и унего подогнулись ноги. Ему показалось, что его придавила гигантская каменная плита. По крайней мере, он заранее узнал о приближении придворных. Он расправил плечи, заставил себя поднять уши, придал лицу невозмутимое выражение. Когда архиепископ появился под аркой, Майя стоял в центре часовни с прямой спиной, надменно подняв подбородок, и бешеный стук его сердца был слышен лишь ему самому.

Священнослужитель поклонился, иМайя ответил поклоном. За спиной Тетимара он увидел Бешелара иКалу, и присутствие телохранителей напомнило ему, что в будущем его ждут не только трудности и опасности. Майя воспрянул духом и сказал себе, что это было верное решение, выбрать Первых Ноэчарей в качестве сопровождающих. Они вернулись во дворец в молчании; на этот раз заТетимаром следовал Кала, аБешелар замыкал цепочку. На одной из верхних ступеней Майя споткнулся, ноБешелар подхватил господина под локоть и недал ему упасть.

Закрыв потайной ход, Тетимар поклонился и ушел готовиться к церемонии. Кала иБешелар проводили Майю наверх, в его покои, и передали личным слугам, которые принялись за дело под наблюдением Телимеджа.