Якса. Бес идет за мной - Яцек Комуда Страница 23

– Я рыцарь! – крикнул Чамбор. – Ты обезумел! Отказался от Ессы, проклял Праотца! Хватит, перестань! Я обращаюсь к твоей чести, если не к вежеству! Страна в огне, мы должны ехать и остановить хунгуров.

– Их наслали боги, брат. Те, которых вы загнали в дебри, чьи рощи сожгли и вырубили под грады и замки! Они прислали хунгуров, это посланники Грома, чтобы вернуть нам древний мир.

– Они вырежут вас всех, возьмут в рабство!

– Это такие же люди, как и мы! Их можно убедить, чтоб они не обижали староверов. Они хотят свободы. Испробуют ее и станут как мы. Не можем им сопротивляться!

– Ты рехнулся! Я никуда не пойду! Где сестры?! Милостью Праотца, силой Ессы! Говори, признавайся! Или я тебя раздавлю! Никуда не пойду! Это ты безумен! Предал, опозорил род Ливов и заплатишь за это, клянусь своей честью!

– Носач, Семко, – проговорил мертвым голосом Ярант. – Убейте его! Его не убедить!

Мечи поднялись, стражники без слова шагнули вперед.

– Стоять! Слушайте! – загремел Чамбор. – Вы видели от нас только добро. Отчего хотите теперь… меня! Прислужники – господина?

– Мой брат, – глухо произнес Носач. – Он пошел с вами на смерть. Как и двое старших. Вы уже никого не заберете с собой, чтобы по их трупам взойти к славе, проклятый лендийский господинчик.

– Предатели! Слышите? Шельмы и предатели!

Они не стали слушать.

Он же оказался на пепелище один меж двумя мечами и щитами; что хуже, свой щит оставил при коне – был без шишака, в стеганке, а меч на поясе…

Стражники не стали ждать, пока Чамбор его обнажит. Кинулись, пытаясь зайти с обеих сторон, с выставленными под возможный удар щитами, словно любой ценой хотели заслониться от его клинка. Боялись? Не было времени об этом думать.

Чамбор почувствовал тяжесть в груди, испуг, панику. Это не был честный бой. Не мог быть таким. Честные остались за Кругом Гор. На Рябом поле. Под Нижними Вратами. Нашпигованные стрелами, стоптанные копытами лошадей, а духи их выли песнь смерти.

Он и сам едва не выл. Носач задел его левую руку кончиком клинка, но лишь распорол край стеганки. Рука бессильно опала.

А рыцарь отпрыгнул в сторону, на Семка. Ударил мечом в щит, однако в последний миг изменил направление удара, пытаясь связать клинком меч противника.

Сам пнул с размаху правой ногой, и отнюдь не в щит противника. Ударил снизу в его край, чтобы отбросить вверх и в сторону, открыть путь к телу.

Проделал это ловко. Отбил щит, заметил слева открытое место между оружием и защитой. Воткнул туда кончик узкого сварнийского меча – сильно, с размаху. И ощутил мягкое сопротивление, услышал стон, почувствовал, как дрожит враг.

И получил по почкам, сзади. Боль бросила его вперед, ударила. Чамбор кувыркнулся через падающего врага, упал и сам, на остывшие угли, черня руки, плечи, спину.

Перекатился в сторону, не выпуская оружия, словно рукоять была последней вещью, соединявшей его с этим миром. Еще раз и еще, потому что Носач с криком нападал, рубил раз, другой, третий!

После четвертого удара клинок завяз в обугленном бревне. Носач его дернул, и тогда Чамбор вскочил. Не чувствовал крови, одну тянущую боль в пояснице; ноги ныли, слушались, но о-о-очень медленно.

Он двинулся на врага; как видно, толстая шерсть сдержала удар. Он ощущал себя, как если бы получил толстой палицей; сзади, у пояса, не было мокро.

И тогда принялся рубить, крутя мечом, раз за разом.

Боль, вой от усилия. При каждом ударе ему приходилось отскакивать, потому что Носач рубил в ответ, словно обезумев. Ничего не помогло – Чамбор знал его, несколько раз приходилось с ним сражаться и вместе тренироваться.

И, как на тренировке, ударил несколько раз в верхний край щита. Мазнул по ноге. Наконец обманным движением из верхней стойки воткнул острие ему в плечо и бросил на колени.

– Владыко… Есса…

Странно, что тот взывал к Ессе, а не к лесному божку. Ясное дело: как страх тебя берет – идешь к Праотцу. Чамбор добавил по голове, так что треснул наносник шишака. Поднял меч и пригвоздил пахолка к земле. За Дедичи, за род, за Евну и Милу! За… Яранта. Да! Даже за него.

Шел с окровавленным мечом к воротам, пошатываясь. Широкий шаг, мерзкая ухмылка. Ярант трясся, но не бежал. Чамбор схватил его за ворот туники, за отброшенный на спину капюшон и тряхнул горбатым братом словно щенком.

– Ты хотел меня убить…

– Теперь ты меня убиваешь.

– Где Евна? Мила? Где могила отца?!

– Килиана мы сожгли. Не вернется. Не станет нас преследовать; упырь из кровавого господина – всегда самый ярый.

– Где сестры? Да приди ты в себя!

– Я ничего тебе не скажу! – трясся Ярант. – Ничего, брат! Ни слова! Не вытянешь из меня признания, как инок в вашем храме.

– Да ты ошалел! Нет, не верю! Тебя превратили! Кину тебя в огонь!

– Кидай!

Чамбор вскинул меч и сразу опустил. Брат стоял перед ним – трясущийся, серый, испятнанный кровью от воздетого клинка.

– Страх, боль – я привык, – бормотал. – От отца. Всю жизнь. Потому что… куда мне идти? Я не мог быть одним из вас с таким горбом. Лес возьмет таких, как я.

– Язычество принимает только дурней. Дает вам ложную свободу. Она лишь обман, сон. Вы слабы!

– Вся страна восстала, от Санны до Дуны! Не будет Лендии. Не будь дурнем, брат.

– Где сестры?

– Ты никогда их не найдешь.

– Я никогда не перестану искать.

– Пока не найдешь смерть.

– Достойную рыцаря.

– Порвут тебя… в клочья. Деревья и бесы. И навки, и сосуны. Так ты закончишь, брат. Уже скоро.

Чамбор опустил меч. Позади лежал труп Носача. И второй пахолок еще подрагивал на угольях. Не было Дедичей, не было ничего. Не было и брата. Остался лишь он.

И тогда он впервые ударил Яранта. Не острием – плоской стороной клинка. Бил изо всех сил по горбу и кривой спине. Бил так, как всю жизнь бил отец – выбрасывая из себя гнев. Бил, пока брат не метнулся прочь, поскуливая, и не упал на пепелище; потом вскочил и унесся прочь, поквакивая, будто жаба.

Тогда Чамбор пошел к коню, отирая меч травою, сорванной у ворот. Уезжал, сам не зная, что теперь делать. За селом он остановился и оглянулся. Смотрел.

– Якса! – выкрикнул. – Якса! Проклятый щенок! Все из-за тебя! Чтоб ты сдох!

Отдышался минутку.

– Чтоб достали тебя хунгуры!

* * *

С писком костяных свистулек, с клекотом колотушек, с басовитым грохотом боевых барабанов в аул прибыл Тоорул, сын Горана Уст Дуума, победителя Лазаря и Лендии. На белоснежном коне, в золоченом панцире, с лицом, скрытым за заслонкой кожаного шлема. С отрядами стражи – дневной и ночной, с шаманами, людьми двора. А когда он сходил с коня, то опередили его слуги, раскладывающие в том месте, где он должен был принимать почести, шкуры горных волков и золотых лам.