Испытание вечностью - Виталий Храмов Страница 22

– А что теперь будет?

– А ты не слышала? Не отсвечивать. Плывём по течению, как говно. – Миша разозлился, пнул разбитый терминал.

– А я? Мне теперь что делать? – спросила Маша, заворачиваясь в одеяло, будто ей вдруг стало зябко.

– Исполнять свой долг. Иди, доложи командирам, что задание выполнено.

– Что? Ты что такое говоришь? Ты меня вот так вот отпустишь? После всего? Выгоняешь фактически! А если я не вернусь? Если я всё, как было, расскажу?

– Ты именно так и сделаешь. Всё расскажешь, как было. И вернёшься.

– А не вернусь? Ты не боишься, что предам тебя?

Миша пытался натянуть всё ещё влажные штаны, но с сожалением обнаружил, что застёжки так и не появились на своём месте, оборванные в порыве страсти, и отбросил их. Встал перед Машей, заложив руки за спину, раскачиваясь с пятки на носок, потом – провёл руками по волосам, резко бросил руки вниз, говоря рубленно, как отдавая приказы в бою, голосом полным стали и… боли:

– Вчера мой мир рухнул. Потом – появилась ты. Мне стала вновь интересна жизнь. Если ты окажешься сукой – зачем такая жизнь?

Миша развернулся и ушёл в туалет, сцапав по пути ещё одни штаны. Когда он вышел, Маша всё так же сидела, обняв ноги, закутанная в одеяло. Услышав его, подняла заплаканные глаза:

– Я никуда не пойду. Я увольняюсь! Слышите, вы! Мне всё равно, что хотите, делайте – я уволилась!

– Нет, ты пойдёшь. Ты доложишь. Твоим кураторам интересно, что тут происходило. И не кричи. Все их жучки – погорели. Ещё вчера вечером, когда я первый раз вошёл в квартиру.

– И ты молчал? Почему не сказал?

– И лишить себя удовольствия наблюдать твои актёрские таланты?

– Ах ты, козёл!

Одеяло полетело в сторону, девушка, обернувшаяся дикой рысью, кинулась на Мишу. Ха, напугала Маугли – рысью! Мы тигров ломали! Их борьба закончилась очередным утверждением, что они – одно целое. Очередным слиянием двух половинок в один сплетённый клубок. Ещё штаны – в минус!

– Время, – сказал Миша с сожалением в голосе, когда всё закончилось. – Скоро обслуга придёт.

– Надо прибраться, – подскочила Маша. – Неудобно.

– Это мило, конечно. Трогательно. Прибраться перед приходом уборщицы! Но головы не забивай. И улики не трогай. Горничная – старший сержант госбезопасности. Не мешай её работе.

Маша села подавленная.

– Что, все – служат?

– Это особый дом. Тут живут не простые люди. Сплошь – генералы. Маршалы, генеральные конструкторы, начальники флагманов промышленности. Самые-самые. Поэтому ваша легенда с подружкой – халтура. Чужие тут не ходят, милая моя. Только свои.

– Как так жить? Когда всё – на виду?

– Привыкай. Привыкнешь. Я же тебе говорил, твоя жизнь изменилась навсегда. Милая, очнись, вставай, поищи себе что-нибудь одеться. Неважно что. Нужное – купим.

– А деньги? У меня не на что покупать. Всё отдала за платье. Вот это платье!

– А что – деньги? Забудь! Для тебя теперь деньги не будут ничего значить. Должна привыкнуть, что деньги ничего не значат, или они тебя – сожрут.

– Кто?

– Деньги. Когда их столько, сколько будет в твоём ведении – они могут погубить. Надо привыкнуть к ним относиться – равнодушно. Деньги – ничто. Есть вещи более ценные, более значимые. Когда денег будет столько, что тебе их не потратить, начинаешь ценить то, что невозможно купить. И что не продаётся.

– И что это?

– Банальности: любовь, семья, родители, дружба, Родина, Земля, долг, совесть, честь. Давай помогу. Примеряй эти штаны. Вот. А эту майку?

– Как? Прямо так?

– Такую грудь – можно и так. Позже купим. Да хрен мы что нормального купим тут! Ладно, в Гвардейске купим. Или закажем. Прямо по тебе сошьют. Вот эту ветровочку прикинь.

– Броская.

– А ты какая? Блин, никаких туфель нет. Ладно, меряй бегунки. Ах, Ленка, немытые швырнула в шкаф! Матери вломлю! А она – ей вломит! Неряха! Носки, носки! Да, годится. Велико не мало. А штаны теперь не идут. На вот эти вот штаны. Наши заклятые друзья их называют «джинсы». Мерзкое слово какое-то. Вот, годится! Иди, сообрази что пожевать, типа бутербродов, я на вахту звякну. Смотри, малыш, полный бардак, а мундир мой – как пальцем не тронутый!

– Ух ты! Золотая Звезда! Настоящая?

– Нет, конечно! Муляж. Копия. Тоже золотая, но копия. Настоящая – в музее Гвардейска. Будет, когда мама доедет.

– За Сталинград? Как? Тебе сколько лет?

– Скоро кино выйдет. Вместе сходим, увидишь – как. Михалыч? Здравствуй, дорогой! – Миша уже кричал в трубку – Михалыч оглох на одно ухо после ранения. Потом Маугли накрыл микрофон рукой, обратился к девушке: – Маша, пожевать бы!

– Солдафон! Держиморда! Всё, закончилась романтика? Женщина, на кухню, к плите! Знай своё место?

– Ага, прошла любовь, завяли помидоры. Маш, отстань! Михалыч, как тебе новый протез? Этот – не трёт? Отлично! А вот это не твоё дело! И им передай – сама она всё доложит. Да-да, в письменной форме. В трёх экземплярах. А как там моя ласточка? Не конфисковали? Или мне мотор в ведомстве заказывать? На месте – это хорошо. Не, не надо. Сам ещё не разучился ходить. Сам и прогрею. Да вашим механикам такую тонкую технику разве можно доверять? Им бы всё мотор «Тарана» на морозе перебирать. А это не танк! Это песня! Влюбишься – тоже разговоришься! Сочувствую! Бывает так, что не судьба. А у меня вот – судьба! Ща-аз! Я её теперь никому не отдам! Моя она! Сами виноваты! Я, гля, Маугли. Мне палец в рот не клади – по локоть отхреначу! Давай, Михалыч, не кашляй!