Россия во тьме - Александр Афанасьев Страница 22

О том, что жить им осталось несколько минут, никто из них не подозревал. И дело было не в том, что они сделали что-то плохое – просто их путь и путь того Камаза – не к добру пересекся.

Джамбулат – поставил порно на паузу и схватился за бинокль.

– Где?

– Вон тот, с синей кабиной…

…

– Вай, совсем обнаглели. Поехали!

Нива, подняв фонтаны грязи (недавно дождь прошел) – резко стартанула с места и вылетела на трассу. Завиляла мокрыми, покрытыми грязью колесами по смоченному водой асфальту…

– Вай, ишак! Кто тебя водить учил!? Осторожнее!! – вскричал Джамбулат, хватаясь за поручень. Он и сам не прочь был погонять на машине – но свернуть шею из-за какого-то сопляка, который только велик и осла видел – не хотел.

– Ща догоним! – Ваха азартно жал на газ…

Прыгучая Нива – в считанные пару минут обошла «левый» Камаз, привычно пристроилась впереди. Джамбулат – высунул в окно (не прицелился, а просто показал) автомат – это было сигналом остановиться. Все так делали.

– Он останавливается.

– И ты стой!

Нива – завиляла на обочине, но остановилась. Накрапывал мелкий дождь.

В общем-то – оба чеченца не ждали ничего такого – обычное дело. Вряд ли водила – отправился в такой путь один. У водилы есть хозяин, хозяин и будет отвечать, а водила – ему сказали, он и едет, спроса с него нет. Это раньше были беспределы, туда – сюда, машины типа жгли, людям головы отрезали, как то в канаве пять человек с отрубленными головами нашли. Но это в 90-е было, сейчас таких беспределов нет, их собственные же авторитеты не одобрят. Надо узнать, что везут, отконвоировать машину на один из складов диаспоры и там разгрузить. Пустая машина отправится обратно, груз пойдет за штраф. Если кто-то сочтет нужным – он сделает предъяву, забьют стрелку где-нибудь в придорожном кафе, встретятся и все порешают путем. По понятиям они правы – это их дорога…

Джамбулат вышел из машины – он даже автомат не стал доставать, мало ли, автомат дорогой, светить его без дела не стоит. Ваха тоже вышел, вдвоем, как волки – они начали приближаться к отбившемуся от правил Камазу.

Навстречу им – из высокой кабины спрыгнул замурзанный, в какой-то грязной робе водила – русак.

– Ты чей – спросил Джамбулат – под кем ходишь?

В руке водилы вдруг появился пистолет Стечкина.

– Я смерть твоя… – ответил водила.

* * *

Джамбулату было страшно. О, Аллах как ему было страшно…

Так страшно – ему не было никогда.

Джамбулат – родился в Чечне, в свободной Чечне, и с самого детства знал, что жизнь жестока. Он видел, как расстреливали предателей нации – он был ещё совсем маленький, и это было только один раз – но он видел своими глазами Шамиля Басаева в тот день. Все в селе держали рабов, русских рабов, и их семья – тоже держала рабов. Рабы были грязными, они спали в сарае, вместе с овцами и ели объедки, отец отдавал им старую одежду донашивать. А когда раб не мог больше работать или серьезно заболевал – отец уходил с рабом далеко за село. И возвращался отец всегда один.

Это было нормально, понимаете? Все так жили и никто – не жил по-другому.

Школы в селе не было, все ходили в медресе, а потом, когда подрастали – в лагерь подготовки, там стрелять учили. В медресе он узнал, почему русские должны быть рабами – потому что они неверные, и не признают Аллаха Всевышнего. Но брат говорил, что они слабые, и не вступаются друг за друга. И пьют водку. Потому они рабы. А старики говорили, что это месть за то, что когда-то чеченцев выселили с родных гор.

Но теперь он был в руках русистов. Они ехали в машине, в каком-то грузовичке – русские ехали в кузове, а он лежал связанный. И Ваха лежал рядом.

Машины ехали не долго, судя по тому, как их трясло – заехали на какое-то бездорожье. Потом остановились.

– Здесь? – резкий командный голос.

– Ага.

– Мясо доставай.

Их спихали с кузова и Джамбулат больно упал и ударился. Потом – его подняли под руки и потащили.

– На колени ставь.

– Камера готова?

– Так точно.

Джамбулат уперся, не желая становиться на колени – но его подбили и поставили силой. Потом сдернули шапочку – ту же маску, но без прорезей.

Глаза болели. Немного проморгавшись, Джамбулат начал осматриваться, и от того что он видел – кровь стыла в жилах.

Какой-то карьер – песчаный, заброшенный. Вон, там экскаватор стоит – желтый, с пятнами ржавчины, с выбитыми стеклами. Стоящие полукругом русисты – все в камуфляже, у всех автоматы, у одного камера. При виде русистов – у Джамбулата все волосы на теле поднялись дыбом, как у волка, которого окружили волкодавы.

Камаз. Уазик. ещё один, желто-синий, ментовский…

– Ты кто такой по жизни? – спросил один из боевиков, подходя ближе. На нем был камуфляж «серый волк», какой используют ОМОН и другая кяфирская ментовка, на голове черная маска – омоновка. В кобуре у него был пистолет, автомат – он оставил на капоте машины. Шел он пружинисто, как боец-рукопашник.

Джамбулат угрюмо молчал.

– Ты шакал – или ты волк? – явно издеваясь, спросил боевик. Джамбулат понял – в интернете было видео, его разместили чеченцы. Они там издевались над русистами и тоже так спрашивали – ты шакал или ты волк.

Джамбулат снова промолчал.

– Жить хочешь?

…

– Опустишь его, будешь жить…

Русисты заржали и Джамбулат ощутил в груди тот самый огонь, какой ощущали его предки, когда сражались с русистами. У Джамбулата ничего не было – но он бросился на русского, рассчитывая добраться до него зубами.

– Агрх…

Русист – каким-то ловким движением уклонился от атаки – и Джамбулат провалился, упал на песок. В следующий момент – русист прыгнул на него сверху и Джамбулат захлебнулся криком, глаза – затмила кровавая вспышка. Кованый железом сапог русиста – со всей силы попал на позвоночник…

* * *

Джамбулат пришел в себя через несколько минут – а может, через несколько часов. Попытался встать – но не смог, ноги не слушались. Боль – то накатывала волнами, то отпускала. Через звон в ушах – он услышал монотонный бубнеж Вахи.

– … я, сын чеченского народа, на коленях прошу прощения у русского народа за все то зло, что мы ему причинили. Мы – грязные свиньи, нам нет места на этой земле. Аллах ненавидит нас за то, что мы совершаем…

Джамбулат хотел закричать, сказать Вахе что он не чеченец и нацпредатель, и его расстреляют или забьют палками за такие слова – но не смог, из горла вырвался то ли сип, то ли хрип. Через накатывающую волну боли – он услышал.

– Опустишь его, будешь жить…