Библиотека душ. Нет выхода из дома странных детей - Рэнсом Риггз Страница 22

Харон неохотно согласился с нашими доводами. Он вел нас к забору в конце двора, но неожиданно резко свернул, и мы вошли в одно из зданий. Вскарабкавшись по лестнице – один, два, три, четыре лестничных марша, – пока не начал задыхаться даже Эддисон, мы оказались в какой-то грязной комнатушке. Дырявая крыша не защищала лестницу от дождя, и доски площадки вздулись подобно ряби на поверхности пруда. Черная плесень покрывала стены. У закопченного окна две женщины и девочка склонились над ножными швейными машинами.

– Нам нужна одежда, – громовым басом, который сотряс тонкие стены, произнес Харон, обращаясь к женщинам.

Дамы подняли к нему бледные лица. Одна из швей взяла швейную иглу и сжала, как оружие.

– Пожалуйста, – произнесла она.

Харон поднял руку и слегка отвернул край капюшона, так, чтобы лишь швеи разглядели его лицо. Дамы ахнули, затем тоненько заскулили и без чувств упали лицом на стол.

– Это было обязательно? – спросил я.

– Не совсем, – признал Харон, поправляя капюшон. – Зато быстро и эффективно.

Из лоскутов ткани женщины шили простые сорочки и платья. Тряпье, с которым они работали, кучами громоздилось на полу, а готовые изделия, на которых было больше заплат и швов, чем на чудовище Франкенштейна, висели на веревках за окном. Эмма втягивала их внутрь, а я тем временем обвел взглядом комнату. Было совершенно очевидно, что это не просто рабочее место. Женщины здесь жили. На это указывала сколоченная из каких-то обломков кровать. Я заглянул в выщербленный горшок в очаге и обнаружил, что там готовится жуткая баланда из рыбьей чешуи и пожухлых капустных листьев. Жалкие попытки украсить комнату – веточка засушенных цветов, прибитая к каминной полке подкова, портрет королевы Виктории – придавали жилищу еще более грустный вид, чем если бы тут вообще ничего этого не было.

Отчаяние буквально висело в воздухе. Казалось, его можно пощупать. Мне еще никогда не приходилось сталкиваться с такой ужасающей нищетой. Неужели странные люди могут влачить столь никчемное существование, спрашивал я себя. Я обратился с этим вопросом к Харону, втаскивавшему в комнату охапку сорочек. Мне показалось, что его оскорбило уже то, что я это допустил.

– Странные люди никогда до такого не опустились бы. Это обычные обитатели трущоб, угодившие в ловушку бесконечно повторяющегося дня этой петли. На гниющих окраинах Акра живут обычные люди, но его сердцевина принадлежит нам.

Значит, перед нами обычные люди. Мало того, люди, запертые в петле, подобно жителям Кэрнхолма, которых некоторые жестокие детишки дразнили своими налетами на деревню. Я напомнил себе, что эти люди такая же неотъемлемая часть окружающего пейзажа, как скалы или море. Но глядя на несчастных женщин, зарывшихся увядшими лицами в тряпье, служившее им материалом, мне было ужасно стыдно их грабить.

– Я уверена, что мы сразу поймем, когда перед нами окажутся странные существа, – добавила Эмма, лихорадочно роясь в куче грязных блуз.

– Да, это будет нетрудно, – поддержал ее Эддисон. – Притворство никогда не было сильной стороной таких, как мы.

Сбросив окровавленную рубашку, я сменил ее на самую чистую сорочку, которую сумел отыскать. Полосатое одеяние без воротника с рукавами разной длины, сшитое из ткани более жесткой, чем наждачная бумага, напоминало робу заключенного. Но сорочка подошла по размеру, и, дополнив ее обнаруженным на одном из стульев простым черным пальто, я вполне мог сойти за одного из местных.

Мы отвернулись, пока Эмма переодевалась в похожее на мешок платье, подол которого лег на пол вокруг ее ног.

– Бежать в этом я точно не смогу, – пробормотала она и, схватив со стола ножницы, принялась укорачивать платье со всей осторожностью мясника на бойне.

Она терзала ветхую ткань, пока ей не удалось укоротить убогое одеяние до колена.

– Теперь лучше, – произнесла она, полюбовавшись на результат своих усилий в зеркале. – Немного неровно, но…

– Гораций может сшить тебе платье получше, – вырвалось у меня, прежде чем я успел подумать. Каким-то образом я совершенно забыл, что друзья отнюдь не ожидают нас в соседней комнате – То есть… если мы их увидим снова…

– Прекрати, – оборвала меня Эмма.

На мгновение она погрустнела, и выражение ее лица стало совершенно растерянным. Затем она отвернулась, положила ножницы и решительно зашагала к двери. Когда она снова обернулась к нам, ее лицо было ожесточенным.

– Пошли. Мы и так потеряли слишком много времени.

Она обладала изумительной способностью обращать грусть в гнев, а гнев в действия, и ничто не могло надолго выбить ее из колеи. Мы с Эддисоном, а также Харон, который до этой минуты, наверное, и не подозревал, с кем имеет дело, вслед за ней вышли из комнаты и спустились по лестнице.

* * *

Весь Дьявольский Акр – во всяком случае, его странная часть – представлял собой квадрат со стороной в десять или двадцать кварталов. Покинув работный дом, мы вышли во двор, оторвали от забора доску и протиснулись в ужасающе узкий проулок. Он вывел нас в другой чуть менее узкий проход, который перешел в чуть более широкую улочку, а та в свою очередь в переулок достаточно широкий для того, чтобы мы с Эммой смогли идти рядом. Переулки продолжали расширяться, как артерии, расслабляющиеся после сердечного приступа, пока наконец мы не оказались на улице, которая по праву могла так именоваться и мощеную мостовую которой обрамляли тротуары.

– Подождите, – прошептала Эмма.

Мы попятились и осторожно выглянули из-за угла, похожие на готовых к броску коммандос.

– И чем, по-вашему, вы занимаетесь? – поинтересовался Харон.

Он по-прежнему стоял на улице и, похоже, скорее опасался того, что мы его опозорим, а не того, что его кто-нибудь убьет.

– Изучаем места возможных засад и пути отступления, – ответила Эмма.

– Никаких засад не будет, – ответил Харон. – Пираты действуют только на ничейной территории. Сюда они не сунутся. Это Скверная улица.

Тут даже была табличка, удостоверяющая слова Харона, первая, которую я увидел на Дьявольском Акре. «Скверная улица», гласила замысловатая надпись с припиской «Пиратство не поощряется».

– Не поощряется? – поднял брови я. – В таком случае, как тут относятся к убийствам? Неодобрительно?

– Насколько я помню, убийство «допускается с оговорками».

– Тут вообще существует хоть что-либо незаконное? – спросил Эддисон.

– Да, тут очень строгие штрафы за нарушение правил пользования библиотекой. Десять розог в день, и это только за книги в бумажных переплетах.

– Тут есть библиотека?

– Целых две. Хотя в одной из них хранятся очень ценные книги в переплетах из человеческой кожи, которые на руки не выдают.

Мы медленно вышли из-за угла и растерянно огляделись. На ничейной территории смерть, казалось, подстерегала на каждом углу, но Скверная улица явно представляла собой воплощение гражданского порядка. Она изобиловала магазинчиками, расположенными на первых этажах зданий и снабженными витринами и вывесками. Верхние этажи занимали квартиры. Нигде ни провалившихся крыш, ни разбитых окон. По улице ходили люди по одному и парами. Время от времени они останавливались, разглядывая витрины, заходили в магазинчики. Их одежду нельзя было назвать лохмотьями, у них были чистые лица. Улица не сверкала новизной, но потертые поверхности и облупившаяся краска скорее придавали ей сходство со старинным изделием ручной работы, слегка обтрепавшимся по краям, но от этого лишь еще более изящным и даже очаровательным. Случись моей маме увидеть Скверную улицу в одном из часто листаемых, но никогда не читаемых туристических проспектов, которыми всегда был завален журнальный столик у нас дома, она была бы наповал сражена ее обаянием. Она тут же принялась бы жаловаться на то, что они с отцом так ни разу и не побывали в настоящем европейском турне. «О, Фрэнк, прошу тебя, давай съездим!»