Нежить. Доктор Смерть - Георгий Полевой Страница 22

В вестибюле театра меня уже ждала Кира.

— Ну, что — попудрил носик? — игривый тон жены сменился тревогой, когда она увидела выражение моего лица.

Я молча рванул ее за руку, каким-то звериным чутьем уловив движение за неплотно прикрытой дверью дамской комнаты. В следующий момент дверь распахнулась и навстречу нам рванулась вампирша — совсем молодая девчонка в элегантном вечернем платье и в туфлях на высоком каблуке. Она выхватила из сумочки миниатюрный, кажущийся игрушечным «браунинг». Выстрелил он совсем негромко, патрон калибра 6,35 миллиметра произвел не больше шума, чем аплодисменты в зрительном зале. Звякнула об паркет выброшенная затвором миниатюрная гильза.

— Ложись! — Я подсек ноги Киры и прижал ее к полу.

Малокалиберная безоболочечная пуля из свинца ударилась в стену напротив, выбив облачко штукатурки. Рикошета такой боеприпас не дает по определению, а деформируется. Тем не менее какая разница, какого диаметра будет дырка во мне или в Кире — 6,35, 5,56, 9 или 11,43 миллиметра? [8]

Дело принимало весьма скверный оборот. В обойме дамского «браунинга» оставалось еще пять патронов — на нас двоих вполне хватит…

Но если вы думали, что у меня не было с собой ничего огнестрельного, то вы очень сильно ошибаетесь. Вампирша в вечернем платье тоже ошиблась.

Подготовленному стрелку для того, чтобы извлечь оружие и сделать прицельный первый выстрел, требуется 0,22 секунды. Это минимальное, физиологически обусловленное время. И я в него уложился.

Сверхкомпактный «Дерринджер» в моей левой руке грохнул дважды. Удары двух пуль «сорок пятого» калибра отшвырнули вампиршу к стенке, на белой штукатурке остались темно-красные полосы. Наповал. Одна серебряная пуля весом 14,8 грамма попала «ночной охотнице» в правый глаз, а вторая — прямо в ощеренную клыкастую пасть. Пробив кости, обе тупоносые полукруглые пули вонзились в мозг, мгновенно превратив его в кровавую кашу. В последнее мгновение своей мерзкой жизни вампирша почувствовала страшную головную боль, в прямом и переносном смысле разрывающую ее мозг. Гидродинамический удар вырвал изрядный кусок затылочной кости, кровь и ошметки «думалки» фонтаном забрызгали белую стену.

* * *

За последнюю сотню лет люди привыкли считать архаикой все пистолеты, лишенные автоматики. А зря.

В 1830 году мастерская филадельфийского оружейника Генри Дернинджера начала выпуск маленьких капсюльных пистолетов калибра «.41» — 10,4 миллиметра. До этого мастерская создавала ружья, а также армейские и дуэльные пистолеты. Однако и миниатюрные новинки вскоре завоевали американский рынок. Покупатели быстро оценили их компактность, малый вес, умеренную отдачу, удобную форму и неплохую для короткого ствола меткость. За производство таких пистолетиков взялись и другие фирмы. Попутно в фамилию изобретателя добавили вторую букву «r» — для того чтобы замаскировать нарушение патента. Так получилась игра слов: «derring» означает — «отчаянная смелость». «Дерринджеры» стали обычными в дамских сумочках и жилетных карманах деловых людей, особенно в южных штатах США.

* * *

Сейчас, похоже, история с театром и стрельбой из «Дерринджера» повторялась.

Дело в том, что президент Авраам Линкольн был смертельно ранен из компактного «Дерринджера» 14 апреля 1865 года. Спектакль «Мой американский кузен» в театре Форда стал для него последним представлением. Его убийца — сторонник южан, безработный актер Джон Уилкс Бут хорошо знал расположение помещений театра. Он пробрался в президентскую ложу и выстрелил Линкольну в голову из карманного пистолета.

— Черт подери, Игорь! Ну почему у тебя все заканчивается перестрелками?!! — Моя жена поднялась на ноги и машинально поправляла платье.

— Тихо, блин! Без истерики. Кира, неужели ты думаешь, что упыри вот так просто от нас отстанут? — Не теряя времени, я перезаряжал «Дерринджер». Кроме всего прочего, неавтоматический сверхкомпактный пистолет не выбрасывал стреляные гильзы. Это была дополнительная мера предосторожности, которая в любом случае не повредит. Нажав на кнопку экстрактора, я сунул их в карман — нечего улики плодить. А вместо отработанных цилиндриков длиной 23 миллиметра вставил в вертикально спаренные стволы по одному патрону 45-го калибра.

— И что теперь?

— Для начала — постараемся выжить. — Блок стволов, щелкнув, вернулся на место. Я спрятал в карман миниатюрный, но оттого не менее смертоносный пистолет. — Возвращаемся в зал.

— Ты что — с ума сошел?!!

— Спокойно, Котенок. Там нас точно никто искать не будет.

Киру колотило, однако она сумела взять себя в руки и вернуться в зал. Там как раз разворачивались заключительные действия оперы.

Гнев верховного бога Вотана, откровение валькирии Брунгильды о том, что сын Зиглинды по имени Зихфрид станет великим героем и сумеет заново выковать легендарный меч…

А мрачный бог заключает свою дочь-валькирию в огненный плен, она засыпает волшебным сном, а Вотан уходит…

«Leb wohl, du kühnes, herzliches Kind!» — «Прощай, мой светоч, гордость моя!» — с последними аккордами мы с Кирой покинули зал одними из первых.

— Стой, а моя накидка? — спросила Кира.

— Котенок, потом заберем, сейчас некогда.

— Блин, я на шпильках…

— Значит, иди босиком.

Взяв жену за руку, я устремился к выходу. Публика все еще рукоплескала артистам и дарила им цветы в награду за прекрасно сыгранную оперу, а мы уже мчались к выходу.

Очутившись на улице, мы стремительным шагом направились к набережной канала Грибоедова. Почему мы не попытались слиться с толпой? Да, решение очевидное, но я помнил о загадочном стрелке. Даже если он не будет стрелять по толпе, пытаясь поразить именно нас, то уж скоординировать действия ударной группы — запросто.

То, что за время третьего акта «Валькирии» охрана театра, да и вообще никто не поднял тревогу по поводу убитых вампиров, говорило лишь об одном: они избавились от тел одним им известным способом, а теперь хотели довести охоту на нас до логического финала.

Так что нужно было играть на опережение. С собой у меня был всего лишь десяток патронов к «Дерринджеру» — не густо, но хоть что-то… Два из них я уже всадил в вампиршу в театре возле дамской комнаты. Мы скрылись под сенью деревьев, их кроны причудливо дробили свет уличных фонарей, и в этой мешанине света и хаотичных теней нас было очень сложно обнаружить стороннему наблюдателю.

По лабиринту тесных питерских дворов мы с Кирой прорывались к каналу Грибоедова. Гулкие звуки наших шагов дробились эхом, отраженным от стен. По каналу можно было уйти и на моторной лодке. Хотя время уже было позднее — какая, на хрен, лодка… Тут я явно перемудрил. Из парадного мы выскочили прямо на набережную, впереди были Львиный переулок и мостик, охраняемый четырьмя скульптурами благородных хищников семейства кошачьих.