Если завтра война - Константин Самойлов Страница 22

- Почему такая спешка?

- Дело в том, что по нашим сведениям, помочь вашей болезни смогут только в Харькове, куда буквально недавно завезли новейшее медицинское оборудование, аналогов которого нет в СССР.

Кошкину показалось странным, что в Харьков оборудование завезли, а в Москву нет, но спорить с товарищами из НКВД он не рискнул.

- Хорошо, я согласен. Поставьте в известность главврача. Но ведь в Москве остаётся моя семья, как быть с ними?

- Главврач уже в курсе, и дал своё согласие, - улыбнулся Кожухов, - а по поводу ваших близких, к сожалению, пока мы имеем указания перевезти их в Харьков, но могу вам обещать, что в ближайшее время они смогут вернуться.

Оперативно работают, - подумал Кошкин, - наверное, и моё разрешение спрашивали только для проформы.

- Раз вы согласны, то сейчас медсестра принесёт вашу одежду, оденетесь, и можно будет ехать.

- Только дайте мне бумагу, я бы хотел написать письмо жене о том, что я улетаю в Харьков, - попросил Кошкин.

- Хорошо, сейчас вам её принесут, - Кожухов подал знак капитану, после чего тот подал Михаилу Ильичу лист бумаги из планшета.

- Рысенко, возьмите у товарища конструктора письмо и позаботьтесь о том, чтобы адресат его получил.

- А как же конверт? - удивился Кошкин.

- Наша служба может обойтись и без конвертов, - улыбнулся Кожухов. А затем, после паузы, добавил, - Михаил Ильич, перед тем, как мы поедем в Харьков, я должен задать вам несколько вопросов. Пожалуйста, постарайтесь вспомнить, не замечали ли вы ничего необычного среди медперсонала перед тем, как вас перевезли в Москву?

- Нет, ничего особенного я не видел, - ответил Кошкин после пяти минут раздумий, - разве что, мой врач, который должен был меня оперировать, неожиданно тяжело заболел за неделю до операции. Вот и пришлось в Москву ехать.

- То есть, вы хотите сказать, что если бы ваш хирург не заболел, то операция прошла бы в Харькове?

- Я, честно говоря, не был уверен, что на весь Харьков был только один квалифицированный хирург, но, тем не менее, было решено, что лучше операцию проводить в Москве.

- Михаил Ильич, а не могли бы вы сказать, кем это было решено? Это очень важно.

- Насколько я знаю, был консилиум врачей. Которые и пришли к такому решению. Да и я считаю, что данные должны быть в моей медкарточке.

- Ладно, спасибо за сотрудничество. Рысенко, позовите медсестру, пусть несёт одежду.

После того как Кошкин, при помощи Сони надел принесённую ею одежду, Кожухов с Рысенко помогли ему добраться до ожидавшей их перед входом в больницу санитарной машины. Преодолев сопротивление, Кошкина уложили на носилки, и выехали на аэродром. Несмотря на то, что на улице была страшная жара, машина ехала с закрытыми окнами. Причиной было опасение, что пациента может просквозить, а это в его состоянии было практически смертным приговором.

Через час Михаила Ильича, через опускающийся люк в задней части фюзеляжа, погрузили в двухмоторный самолёт с нарисованным на фюзеляже красным крестом на фоне жёлтой и голубой полос. В самолёте была целая куча непонятного медицинского оборудования, но Михаил Ильич, которому стало хуже после поездки на машине, не обратил на это особого внимания. Взревев двигателями самолёт, взлетел с подмосковного аэродрома в Тушино и взял курс на юго-запад. Полёт проходил нормально, Кошкина сопровождал Кожухов, а капитан, ехавший с ними из больницы, не полетел. Михаил, убаюканный мерным гулом двигателей, перед тем как окончательно заснуть успел удивиться тому, что в салоне самолёта было тепло и не дули сквозняки. Спустя пару часов самолёт приземлился на аэродроме, и прежде чем окончательно остановиться на земле, пилот долго выруливал. Хотя Михаилу и было интересно посмотреть на причины столь долгой рулёжки по лётному полю, да и не припоминал он, чтобы в Харькове была столь длинная полоса, по которой можно столько ехать, но Кожухов запретил ему вставать, так и не соизволив придумать этому внятное объяснение.

Когда, наконец, машина замерла, пришлось довольно долгое время ожидать, пока не откроют люк. Наконец Михаил Ильич смог выбраться из самолёта. Кожухов было пытался заставить больного лечь на носилки и вынести его вдвоём с санитаром, но Кошкин воспротивился этому, и вышел на землю сам. Перед ним стояла явно санитарная машина белого цвета, с красными полосами по бокам, по габаритам примерно соответствующая грузовой полуторке. Но сама модель автомобиля была Михаилу незнакома, скорее даже не так, она была слишком непривычна даже для главного конструктора, видевшего на своём веку по долгу службы много разных машин и механизмов. Всё в нём было необычным - огромные штампованные боковины, крылья с малыми радиусами закруглений, бампера из неизвестного материала, словно утопленные в корпус, фары необычной формы также влитые заподлицо. Эта машина просто не могла существовать. В ней не было связи с виденными Кошкиным автомобилями, если не считать таковой четыре колеса и руль.

Рядом с машиной стояли два человека в белых халатах и марлевых повязках на лице. Кожухов, вышел из самолёта, поздоровался с врачами, сказал вполголоса фразу, которую Кошкин не расслышал, и предложил Михаилу Ильичу всё-таки слушаться врачей и лечь на носилки, мол погулять ты погулял, а теперь пора и на койку. Конструктор с неудовольствием согласился со старшим майором и всё-таки лёг на носилки, которые санитар из Москвы и один из встречавших врачей быстро загрузили в машину.

Ещё перед тем как послушаться медиков и лечь, Кошкин обратил внимание, что самолёт остановился на отшибе аэродрома, теперь же находясь в машине, он попросил раздвинуть шторки на окнах, чтобы понаблюдать за окружающим пейзажем. На что тоже получил отказ. На этот раз его мотивировал тем, что на аэродроме проходят секретные испытания новейшего самолёта, и наблюдать их танковому конструктору не рекомендуется. Всё-таки авиация не его епархия. Михаил подумал про себя, что как тогда врачи смогли легко и просто прибыть на аэродром, но ничего не сказал - не положено ему смотреть в окно, так не положено, хотя кроме верхушек деревьев он бы всё равно ничего толком не увидел из-за того, что носилки находились ниже уровня, на котором были расположены окна.

Водитель повернул ключ зажигания, и мотор легко завёлся, что тоже не было типичным для советского автопрома. Автомобиль выехал, и Кошкин довольно таки быстро заскучал. Спать не хотелось - он выспался ещё в самолёте, и поэтому попытался разговорить спутников. Так как Михаил ещё во время полёта понял, что Кожухов человек неразговорчивый, а может ему по должности не положено было поддерживать с генеральным конструктором беседу, то Кошкин обратился к харьковским врачам, которые так и не сняли свои масок, тем более, что он заметил, что салон автомобиля изнутри был практически полностью обит мягкой обшивкой. Такого не было даже на правительственных лимузинах, а тут обычная санитарная машина, хотя обычная ли?

- А что это у вас за автомобиль такой? Я о таких раньше не слышал.

- Это новая модель Горьковского автозавода, "Газель" называется, - ответил врач, который не участвовал в погрузке больного в машину. Видимо он был здесь старшим, - мы только недавно её получили. Собственно говоря, это даже не серийная машина у нас она проходит обкатку для выявления недостатков.